И еще я подумал об Этельфлэд, златокудрой дочери Альфреда. Я знал, что малышку возьмут в рабство, и понимал, что отныне, где бы ни собрались в изгнании возле своих очагов уцелевшие беглецы-саксы, они станут проклинать мое имя. Я навеки стану Утредом Нечестивым, человеком, уничтожившим целый народ.
– Ты, кажется, что-то собирался сказать? – спросила Брида.
– Что в Уэссексе еще никогда не бывало такой суровой зимы.
Она пристально посмотрела на меня, но, похоже, поверила, что я хотел сказать именно это. Потом Брида улыбнулась.
– Скажи, Утред, – заговорила она по-английски, – если ты думал, что Рагнар погиб, зачем же тогда ты сюда пришел?
– Потому что не знал, куда еще деваться, – ответил я.
– И поэтому пришел сюда? К Гутруму, которого ты смертельно оскорбил?
Поскольку я никак не ожидал, что они знали об этом, то почувствовал укол страха. И ничего не ответил.
– Гутрум говорил, что жаждет твоей смерти. – Брида снова перешла на датский.
– Да ну, это он не всерьез, – вмешался Рагнар.
– Еще как всерьез, – настаивала Брида.
– Так я и позволю ему убить Утреда, – заявил Рагнар. – Какое счастье, что теперь ты здесь!
Он снова хлопнул меня по спине и гневно посмотрел на своих людей, будто давая понять – пусть они только осмелятся выдать меня Гутруму. Никто не двинулся с места, но датчане все уже были пьяны, и некоторые из них почти спали.
– Теперь ты здесь, – продолжала Брида, – однако еще не так давно ты сражался за Альфреда и оскорблял Гутрума.
– Я направлялся в Дефнаскир, – сказал я, как будто это все объясняло.
– Бедный Утред, – проговорила Брида. Ее правая рука ласкала черно-белую шерсть на загривке Нихтгенги. – А я думала, ты у нас теперь герой саксов.
– Это еще почему?
– Ты же убил Уббу.
– Альфреду не нужны герои, – проговорил я достаточно громко, чтобы он меня услышал, – ему нужны только святые.
– Так расскажи нам про Уббу! – потребовал Рагнар.
И я описал, как погиб Убба. Датчане – любители послушать о сражениях – захотели узнать каждую деталь. Я выдал им превосходную историю, превратив Уббу в великого героя, который почти уничтожил армию восточных саксов. Я сказал, что он сражался как бог, что он разбил «стену щитов» своим огромным топором. Я описал, как горели корабли, как дым плыл над полем битвы, словно облако из преисподней, и поведал, как очутился лицом к лицу с Уббой во время его победоносного наступления. То была неправда, конечно, и датчане это прекрасно знали. Я не просто случайно столкнулся с Уббой, я искал его, но, когда рассказываешь историю, всегда щадишь свою скромность, и слушатели, зная этот обычай, одобрительно закивали.
– Я никогда еще не испытывал такого страха, – сказал я и поведал, как мы сражались: Вздох Змея против топора Уббы, который изрубил в щепки мой щит.
Потом я правдиво описал, как Убба поскользнулся на внутренностях погибшего человека. Датчане у огня огорченно вздохнули.
– Я перерезал Уббе сухожилия… – Тут я рубанул левой рукой по локтю согнутой левой, чтобы показать, куда именно ударил. – А потом сразил его.
– Он принял смерть достойно? – спросил кто-то тревожно.
– Как настоящий герой, – ответил я и рассказал, как опустил топор на голову Уббы, чтобы тот мог отправиться в Валгаллу. – Его смерть была очень достойной, – закончил я.
– Убба был славным воином, – сказал Рагнар.
Теперь он был пьян. Не то чтобы вдребезги пьян, просто человек устал. Огонь угасал, и тени в западной части церкви, где сидел Альфред, становились все гуще.
Были рассказаны и другие истории, огонь погас, несколько свечей оплыли. Люди вокруг спали, а я все сидел, пока Рагнар не улегся и не захрапел. Я выждал еще некоторое время, наконец все вокруг уснули, и только тогда вернулся к Альфреду.
– Теперь пойдем, – сказал я.
Он не спорил.
Никто, казалось, не заметил, как мы вышли в ночь, тихо прикрыв за собой дверь.
– С кем это ты говорил? – спросил Альфред.
– С ярлом Рагнаром.
Он озадаченно остановился.
– А разве этот человек не был среди заложников?
– Вульфер его пощадил, – ответил я.
– Пощадил? – удивленно переспросил король.
– И теперь Вульфер перешел на сторону Гутрума, – сообщил я плохую новость. – Он здесь, в доме. Согласился сражаться за Гутрума.
– Здесь?
Король с трудом мог в это поверить. Вульфер был двоюродным братом Альфреда, да еще вдобавок женат на его племяннице.
– Он здесь?!
– И на стороне Гутрума, – резко ответил я.
Альфред молча смотрел на меня, потом еле слышно произнес:
– Не может быть… А Этельвольд?
– Его взяли в плен, – ответил я.
– Что?! – резко переспросил король, понимавший, что Этельвольд имел для датчан ценность только в том случае, если согласился стать их марионеточным королем на троне Уэссекса.
– Его взяли в плен, – подтвердил я.
Это была неправда, конечно, но мне нравился Этельвольд, и я был у него в долгу.
– Он пленник, – продолжал я, – и с этим мы ничего не можем поделать, поэтому давай поскорее убираться отсюда.
Я потащил короля прочь, но поздно, потому что дверь церкви открылась и наружу вышла Брида с Нихтгенгой.