Бледное солнце Сиверии

— Исаев предписывает… тайно… вот как! Тайно, — Влад снова хмыкнул в усы. — В общем, предписывает всячески помогать этому самому Бору, называемым в письме поручителем для особых дел. Также следует дать ему прибежище и срочным порядком известить Жугу о местопребывании этого человека… Интересно-то как! Человек один, а указаний о нём гораздо больше.

Стержнев продолжал говорить и одновременно вытянул из своей сумки потемневшую «руку помощи», а следом золотой знак в виде раскинувшего крылья орла.

— Кто же ты такой, Сверр?

Я не знал, что сейчас ответить.

Бажена отдёрнула шторку и заглянула к нам.

— Как он? — она сухо спросила у Стержнева.

Тот не ответил и лишь жестом попросил знахарку выйти.

— Я много разного в жизни повидал, — говорил Влад мне. — Посему сделал для следующий вывод: никогда не следует спешить, если до конца в чём-то не уверен. Так вот и с тобой… Сверр… Кстати, ты знаешь, кого называют «сверрами»?

— Знаю. Меня.

Стержнев сощурился.

— Я - единственный Сверр. Другие, лишь подобия.

— Ого, какая самоуверенность! Ты воевал? Я видел шрамы.

— Было… когда-то…

— Где?

— Последний раз — в Орешке.

— Да? — Стержнев заёрзал. — На чьей стороне?

— На правильной.

— Да тебе палец в рот не клади! Может, действительно сверр.

Стержнев вдруг рассмеялся, но как-то по-доброму, без ехидства.

Снова заглянула Бажена.

— Как его состояние? — спросил Влад.

— Тяжёлое. Думала, что за эти три дня, что он лежал в беспамятстве…

— Три дня? — удивился я.

Стержнев поднялся и отошёл в сторону. Он некоторое время о чём-то разговаривал со знахаркой. По обрывкам слов я понял, что в поселении заболели солдаты. А потом вдруг чётко различил:

— … не очень нравится, — продолжал Влад.

Это он про меня.

— Я пришлю двух парней к тебе…

— Да он слаб! — возразила Бажена.

Голос её был глух, словно она говорила откуда-то из-под печки.

— Слаб или не слаб, но мне его взгляд… В общем, я попрошу, чтобы парни приглядели за ним, пока мы водяников погоняем. А то совсем распоясались. Люди жалуются, что в сети лазят, рыбу воруют. На днях чуть какого-то рыбака не прибили.

И Стержнев вышел. В приоткрытую им дверь, снова ворвался студёный воздух.

Я остался лежать. Слабость в теле стала опять заполонять сознание, и оно проваливалось в какое-то небытие, рождая в голове сонмы непонятных образов.

Кажется, я с кем-то дрался. Перед глазами мелькали острые клинки мечей… Надо было выбираться из конюшни… Конюшни? Какой конюшни?

…Вот не думал, что удар щитом окажется настолько сильным. Меня отбросило вглубь конюшни, словно какую-то пушинку. Бедро обожгло и чуть позднее я сообразил, что это результат удара мечом. Лезвие рассекло штанину и глубоко прорезала мышцы. Но сразу этого не почувствовал. Вскочил и с холодной трезвой яростью бросился в атаку.

Дружинники попятились, не ожидая от меня такой резвости. Но в их глазах я увидел, что они полны решимости и отступать не собираются.

Удар. Финт. Успел блокировать. Снова ответил.

Шутки в сторону. Жалеть никого не буду. Всё будет по-настоящему.

Поднырнул и, быстрым ударом под колено, свалил одного из солдат на землю. Он злобно завыл, хватаясь рукой за ногу.

Ещё финт. Потом тычок ногой в нижний край щита. Дружинник зашатался, но удержался. Тут его достиг фальшион: он с тихим смертельным свистом опустился на его голову. Шлем выдержал, но от удара чуть сплющился. В стороны полетели снопы искр.

Осталось ещё двое. Они переглянулись друг с другом и одновременно атаковали.

Обычно бой долго не длится. Это только в сказках бьются богатыри три дня и три ночи. На самом деле всё занимает не больше минуты. Потом просто начинаешь «иссякать».

Но это касательно только боя один на один. Когда же против тебя выступает сразу несколько бойцов, то начинаешь готовиться к длительному сражению. При умелом распределении сил, можно, всё-таки, справиться с противником.

Я видел, что ребята передо мной стали «иссякать», но сил у них ещё хватало для пары кругов атак.

Тут мне улыбнулась удача: тот что слева чуть споткнулся и свалился на колено. Буквально в последнюю секунду я сдержался, чтобы не кончить его, и ударил в лицо гардой. В стороны брызнула кровь, и дружинник тяжело завалился на бок.

Правый солдат прыгнул вперёд. Мы схватились и покатились по соломе. Упали как-то неудачно: я зацепился раненой ногой за столб и завыл волком. Было очень больно.

Дружинник вцепился руками в горло. Тяжелый, зараза. Не сбросишь.

Бить лёжа было не удобно. Я схватил рукой солдата за нос, а второй за ухо. Не знаю, как получилось, но, скорее всего, так крепко скрутил, что тот истошно завопил и перестал душить. Воспользовавшись моментом, мне удалось извернуться и даже подняться на колени.

Удар. Удар. Ещё удар.

«Огонёк» в глазах дружинника погас и он медленно опустился на грязную солому.

Я встал и попытался отдышаться. Надо было уносить отсюда ноги, а то со следующей командой вряд ли справлюсь.

Подобрав свои мечи, вышел наружу. Чуть левее стоял привязанный гнедой жеребец. Весь в сбруе, словно меня поджидал.

Под удивлённые взгляды мальчишек, я вскарабкался на коня.

— Эй! Ты куда! — раздался недовольный мужской голос.