Мало-помалу Рэчел разобралась, что лежит на полу, на каком-то тонком тюфяке в темной, напоминающей пещеру комнате. Откуда-то издалека лились звуки флейты, в воздухе висел дым. Одежда на ней была другая, свободная и удобная. Даже не глядя, она поняла — Люк наконец-то добился своего, натянув на нее одну из этих дурацких пижам.
Рэчел попыталась поднять голову, но боль резанула с такой силой, что она со стоном опустилась на подстилку. Вспомнилась Энджел, это чудовище с обманчиво милым именем, сумасшедшая, пытавшаяся убить ее. Это Энджел душила ее, схватив за горло, и била головой о пол.
Рэчел пошевелилась и стиснула зубы, сдерживая рванувшийся из горла инстинктивный вскрик. Валяться на полу — не самое приятное занятие, да и пропахшая дымом темнота отнюдь не оказывала успокаивающего эффекта на издерганные нервы. Скорее наоборот. И даже мысль о том, что она одна, что никто не мешает зализать раны и прийти в себя, как-то не успокаивала… Тем более когда она вдруг поняла, что здесь есть кто-то еще.
Рэчел повернула голову, медленно, осторожно. Боль усилилась. В мглистой темноте она увидела его. Он сидел, скрестив под собой ноги, руки на коленях ладонями кверху, глаза закрыты, лицо безмятежное. Этакий сухощавый, благостный Будда. Впрочем, иллюзий Рэчел не питала. Вся эта созерцательность — чистейшая поза. А она отнюдь не благодарный зритель.
— Мы не принимаем концепцию греха. — Голос тихий, глубокий, глаза по-прежнему закрыты.
— Как удобно, — попыталась сказать она, но получился лишь какой-то сдавленный выдох.
Люк открыл глаза и улыбнулся ей с раздражающей благожелательностью.
— Очень удобно, — согласился он, непонятным образом поняв, что она пыталась сказать. — Эта древняя иудейско-христианская концепция используется с одной-единственной целью: вызвать чувство вины и добиться послушания.
Люк повернул руки ладонями вниз и вытянул длинные ноги.
— Меня не особенно интересует послушание моих последователей. Что весьма кстати, поскольку, полагаю, от вас послушания ждать не стоит. Да вы и не принадлежите к моей пастве, — добавил он прежде, чем она успела выдавить из больного горла возражение. — Пока.
Рэчел наконец села и попыталась заговорить, но горло так саднило, что на глаза навернулись предательские слезы. Он бесстрастно наблюдал за ней.
— Идею греха мы заменяем понятием дефектов характера. Изъянов, которые стараемся исправить или принять, если их не изменить. Вы уже знаете, что один из ваших самых больших недостатков — гордыня. Вы были так уверены, что можете контролировать Энджел, что вы правы, а все остальные ошибаются. К счастью, один из моих недостатков заключается в том, что я не люблю, когда меня заставляют ждать. В данном случае это пошло вам на пользу, поскольку, когда вы не явились вовремя на пятичасовое занятие, я попросил вас найти. Иначе еще немного — и Энджел размозжила бы вам голову об пол. — Судя по тону, такая перспектива его совершенно не трогала.
— Что решило бы ваши проблемы. — По крайней мере это она попыталась сказать, но вышло лишь сиплое бормотание.
— Можете не трудиться, — проворчал он. — Только хуже себе сделаете, и все равно никто вас не поймет.
Ответом на ее мысли стала сдержанная улыбка.
— Лягте и закройте глаза. Медики сказали, вы не должны напрягать голос в течение двадцати четырех часов. Вам дали травяной настой, чтобы облегчить боль в горле и в теле. Теперь вам нужен только отдых.
Глаза ее тревожно заметались при мысли о том, что именно имеет в виду Люк Бардел, когда говорит о «травяном настое». Как всегда, он оказался на шаг впереди, прекрасно прочитав ее мысли даже в этом тусклом свете.
— Большинство работников медицинского центра — дипломированные профессионалы, которые предпочли следовать новой дорогой. Врачи, медсестры, психиатры. Альфред руководит ими, направляет. Профессиональный уход в сочетании с исцеляющей силой верующих творит чудеса. А теперь ложитесь.
Она метнула в него сердитый взгляд.
— Ложитесь, — терпеливо повторил он с огромным терпением, — или мне придется до вас дотронуться, а вы ведь этого не хотите, верно?
Ее молчаливая реакция была достаточно красноречива. Рэчел легла на тюфяк, запоздало отметив его удивительную пружинистость.