Блаженны нищие духом

Только для бабушки не находилось предметного эквивалента. Она была такая живая, такая настоящая, ей до всего было дело: и с кем Ани дружит, и почему у нее плохое настроение, и какую книжку она читает, и что ей в этой книжке понравилось. Ани любила бабушку самозабвенно, любила ее Россию, ее дом, ее куличи на Пасху, ее грудной низкий голос, похожий на голубиное воркование. Нет, все-таки эквивалент был: бабушка была похожа на незыблемую стену, за которой было безопасно, которая укрывала от невзгод и давала ощущение покоя и уверенности.

Никогда ничем не болевший папа однажды в воскресенье уснул с газетой после обеда в кресле, да так и не проснулся. Маму, которой и так пришлось нелегко, задергала полиция: «Мадам русская… Тут может быть все что угодно…» Было решено, что Ани некоторое время поживет у Прасковьи Васильевны.

После смерти отца открылись многочисленные долги, в основном родственникам. Ресторанчик пришлось продать, и было совершенно непонятно, что же делать с оставшейся после выплат небольшой суммой.

Случай свел Дарью Григорьевну с очень хорошим человеком, ныне американцем, дальним родственником соседей по поместью под Тверью. Он был уже немолод, тоже вдовел, имел свое небольшое дело — реставрировал и продавал подержанную мебель. Он был заботлив, мил, красноречив и после недолгих уговоров убедил Дарью Григорьевну по окончании траура перебраться к нему, объединить капитал, расширить дело и достойно, рука об руку встретить обеспеченную старость. Дарья Григорьевна воодушевилась, а бабка Прасковья просто бушевала:

— Ну, куда ты засобиралась? Куда? Ты же ничегошеньки о нем не знаешь!

— Маман, да успокойтесь же вы! В конце концов, я его не на помойке нашла. Я же вам говорила: он — дальний родственник Ильиных.

Бабушка замахала руками.

— Лучше бы уж ты нашла его на помойке. По крайней мере, не строила бы иллюзий… Ильины… Помнится, не раз Ильин-старший…

— Маман, будет вам старое поминать… Время идет, люди меняются… Мы там отлично устроимся! Америка…

— Мы?! Кто это «мы»?!

— Мы с Ани…

— Ты можешь делать со своей жизнью, что хочешь, но Нюрку я тебе не отдам.

— Я без Ани никуда не поеду.

— Вот и отлично. Вот и оставайся. Хватит уже за кобелями бегать.

— Маман, ну как вы выражаетесь! Как вы можете! Поймите, может быть это мой последний шанс, моя лебединая песня…

— Дорогая моя, лебеди — однолюбы. Вот тебе мое последнее слово. Нюрку я тебе сейчас не отдам. Поезжай одна. Посмотри, как оно там все будет. А потом уже либо вернешься совсем, либо приедешь и заберешь ее с собой.

Решив, что для траура вполне достаточно и прилично будет полугода, Дарья Григорьевна отбыла в Америку. Долго от нее не было никаких вестей. Потом она написала, что в выборе не ошиблась, все у них хорошо, и как только они окончательно завершат расширение дела, она тут же заберет Ани к себе.

Бабушка дочитала письмо, посмотрела на Ани поверх очков и задумчиво произнесла:

— Ну, стало быть, так и будем жить с тобой вдвоем. Ну, и слава богу.

АНДРЕЙ БЛАЖЕННЫЙ. ЛЕХА САВЕЛЬЕВ. АФГАНИСТАН

На место пополнение прибыло к вечеру. За суетой обустройства Андрей не заметил, как неожиданно быстро стемнело, и в темноте сначала беззвучно расцвел огромный прекрасный огненный цветок, а вслед за ним раздался звук взрыва, потом еще один, и еще, затем затараторили пулеметные очереди, выстрелы, и опять взрывы. Завоняло кислятиной. Кто-то из новичков нырнул под стол, кто-то остолбенело стоял, растерянно пялясь по сторонам… Андрей, куривший на улице, не рассуждая и осознавая только одно — желание жить во что бы то ни стало, рванул в палатку, за оружием, схватил первый попавшийся под руку автомат и выскочил наружу. Кто-то набросился на него сзади и повалил на землю.

— Ложись! Вон они, туда смотри! Вон они!

Андрей увидел в указанном направлении мечущиеся тени и начал стрелять, стрелять, стрелять… Он задыхался от едкого дыма (рядом что-то горело), глаза слезились от попавшего в них песка, звуки проникали в уши откуда-то издалека, в голове образовалось огромное пустое пространство, и он по-звериному ощущал незащищенность спины. Кто-то кричал ему «Сюда!», но у него не хватало духу встать и пройти хотя бы один шаг.

Андрей не уловил момент, когда все закончилось. Вдруг наступила тишина, раздались два последних одиночных выстрела — и все. Кто-то хлопнул его по плечу и сказал:

— С боевым крещением, браток.

Кто-то другой дернул за рукав и коротко бросил:

— Ну-ка помоги…

Андрей помогал оттаскивать убитых, грузить раненых… Потом пили что-то крепкое в палатке, а потом он просто провалился в сон.