— Предлагаю тост: за боевое братство! — расчувствовался пятидесятилетний адмирал, наливая полные бокалы.
Они встали, чокнулись, выпили до дна и расцеловались троекратно. Сели, закусили. И Муравьев приступил к самому важному вопросу, ради которого он, собственно, и примчался — иначе не скажешь — в Императорскую Гавань. А именно — отвести адмирала от намерения стать морским командующим. Он ничуть не сомневался, что Путятин и не подумает кому-либо подчиняться и с кем-то согласовывать свои действия. Более того, постарается подмять под себя всех остальных начальников. А это для генерал-губернатора было крайне нежелательно. Более того — неприемлемо. И вовсе не из-за себя лично: он не хотел, чтобы Путятин столкнулся с генерал-майором Завойко. Муравьев был уверен, что Василий Степанович подготовится к военным обстоятельствам наилучшим образом, и кто-либо «сверху» будет только мешать. А самому генерал-губернатору следовало спешить с возвращением в Иркутск. Дело в том, что, будучи в Николаевском посту, он получил ответ на свое послание китайскому Трибуналу внешних сношений, то самое, которое хотел отправить с Заборинским. Письмо было от гиринского гусайды Фу-Нянги: богдыхан поручил ему осмотр и разграничение мест, сопредельных с Россией, и гусайды извещал, что остановился в деревне Мылки на Сунгари и направил чиновников и двух бошхов (капралов) оповестить русских об указе богдыхана; сам он ждет русских чиновников для совместного осмотра границы. Муравьев не мог допустить, чтобы кто-то помимо него занимался пограничными вопросами.
Генерал-губернатор наметил свой отъезд на 9 августа, но сначала должен был ограничить деятельность Путятина.
— В отношении постов вы, Евфимий Васильевич, попали в самую точку, — осторожно начал Муравьев. — Я намерен был сделать то же самое. Но вот лично вам ввязываться в военные действия не следует. Во-первых, вы посланы в наши края государем с особой миссией, которая куда важнее морского сражения. Во-вторых, вы же как адмирал вряд ли станете избегать встречи с англо-французами, а ведь они придут сюда наверняка большой эскадрой, и нам, с нашими ничтожными силами, следует максимально уклоняться от боевого контакта.
— Я думаю, что война с Англией и Францией долгой не будет. Они быстро поймут, что с Россией связываться себе дороже, и заключат мир, — безапелляционно заявил адмирал. — Англичане не дураки, за чужие интересы воевать не будут.
— И насчет англичан вы, безусловно, правы. Они, конечно, воюют только за свои интересы, да вот беда — интересы у них по всему миру. Вот мы встретились в Айгуне с китайцами, и в качестве советника у местного амбаня обнаружили — кого бы вы думали? — английского шпиона. Наш офицер узнал: он с ним раньше встречался и, между прочим, у нас в Забайкалье.
— М-да, — Путятин постучал пальцами по столу. — И что же вы предлагаете?
— Я думаю, милейший Евфимий Васильевич, вам немного погодя, ближе к осени, надо снова идти в Японию — доводить свою миссию до завершения. Командор Перри заключил с японцами договор, и вы, я уверен, заключите.
— Черт бы побрал этого Перри! — зарычал Путятин. — Явился с целой армадой кораблей и под пушками заставил-таки самураев подписать невыгодный договор.
— А вы идите на одном фрегате, на «Диане». Во-первых, легче уйти от англичан, если встретите их, не дай бог. Во-вторых, японцы увидят, что русские им не угрожают, а договор предлагают равноправный, и всё подпишут.
— А что будет с кораблями моего отряда? Что с «Палладой»? — Он оглядел каюту с нескрываемой любовью: за три года фрегат стал родным.
— По распоряжению генерал-адмирала, если им будет угрожать опасность от англичан и французов, их переведут в устье Амура. Римский-Корсаков доказал, что это возможно, а противник о том понятия не имеет. «Палладу» отправим туда в первую очередь, она свое отслужила. Я отдам Невельскому соответствующее распоряжение.
— Ну, хорошо, — сдался адмирал. — Я согласен.
Несмотря на все усилия Невельского, для «Паллады» так и не был найден достаточно глубокий фарватер, и ее увели зимовать обратно в Императорскую Гавань. По приказу Путятина с нее сняли все, что было возможно, а в корпус заложили несколько бочонков пороху, чтобы взорвать при угрозе захвата фрегата противником. Из пушек «Паллады» устроили батарею на мысе Лазарева. Геннадий Иванович страшно расстроился: он несколько лет просил и даже требовал прислать ему достаточно мощные паровые суда для подробного исследования и описания течений и глубин в Амурском лимане и Татарском проливе, но его воззвания остались гласом, вопиющим в пустыне (16-сильная «Надежда» не в счет). Если бы такие пароходы у него были, русские моряки уже имели бы на руках подробную лоцию этих акваторий и могли ввести в Амур любое морское судно или корабль. Нет, лоция, конечно, была, но очень приблизительная, ее возможности оставляли желать лучшего, хотя и она сослужила Охотской флотилии немалую службу.
Глава 2