Благоговейное ухаживание

- Бэкон.

Арчибальд записал это имя на манжете, приговаривая: "Ага, ага..."

Когда Алджи ушел, он глядел в потолок. Душа его бурлила и кипела, как тушеный кролик. Через некоторое время он встал и пошел покупать носки.

Носки с серебряной стрелкой утешают, но исцелить не могут. Вернувшись домой, он снова разволновался. Теперь он мог подумать, а думать - нелегко.

Беспечные слова друга подтвердили худшее из подозрений. Если ты живешь вместе с тетей, которая знает всяких Бэконов, ты вряд ли польстишься на слабоумное созданье. Допустим, они встретятся, допустим, она пригласит его, допустим, она одарит его своей дружбой, - ну и что? Он ничего не сможет ей предложить.

Деньги?

Да, и немало. Но что такое деньги?

Носки?

У него лучшая коллекция в Лондоне, но и носки не все.

Сердце?

На что ей такое сердце?

Нет, думал он, ей нужны, скажем так, свершения. А что он совершил? Ничего. Конечно, он прекрасно кудахтает. Слава его звенит по всему Вест-энду. Если речь зайдет о курицах, золотая молодежь тут же заметит: "Маллинер - не Спиноза, но кудахтать умеет, да, умеет".

Однако умение это скорее помешает здесь, чем поможет. Такие девушки гнушаются этим родом искусства. Арчибальд покраснел при одной только мысли, что кто-нибудь откроет ей постыдную тайну.

Когда их знакомили на скачках, Аврелия спросила:

- Говорят, вы прекрасно изображаете курицу?

А он вскричал:

- Какая ложь! Нет, какая бесстыдная ложь! Они за это ответят!

Казалось бы, просто и смело, но убедительно ли? Поверила ли она? Он на это надеялся, хотя прекрасные глаза глядели как-то слишком пытливо, словно проникали в тайные низины души.

Тем не менее она его пригласила. Величаво, презрительно, со второго захода, но пригласила как-нибудь зайти. А он решил показать ей, что под оболочкой лоботряса таятся истинные сокровища.

Должен признать, что для человека, который ухитрился вылететь из Итона и верил колонке "Бега", Арчибальд проявил неожиданную сообразительность. Быть может, любовь просветляет разум, быть может, рано или поздно сказывается кровь. Арчибальд нашего роду, а Маллинер - это Маллинер.

- Мидоус, мой друг, - сказал он лакею, который был ему и другом.

- Да, сэр?

- Говорят, был такой Шекспир. И еще Бэкон. Этот Бэкон писал пьесы, а Шекспир подписывал.

- Вот как, сэр?

- Вроде, правда. По-моему, это непорядочно.

- Несомненно, сэр.

- В общем, надо разобраться. Разыщите книжечки две, я полистаю.

Мидоус раздобыл несколько толстых томов, и племянник читал их две недели. Потом, заменив верный монокль очками в роговой оправе, придавшими ему сходство с вдумчивой овцой, он отправился к Аврелии.

В первые же минуты он сурово отверг сигарету и осудил коктейль. Жизнь, сообщил он, дана нам не для того, чтобы мы губили разум и печень. Возьмем, к примеру, Бэкона. Пил он коктейли? Да что вы!

Тетка, до сей поры достаточно вялая, внезапно ожила и спросила:

- Вы любите Бэкона, мистер Маллинер?

Получив утвердительный ответ, она протянула щупальце, утащила моего племянника в угол и 47 минут говорила с ним о криптограммах. Словом, полный успех. Что вы хотите, Маллинер - это Маллинер!

Успех был настолько полным, что тетка пригласила его в кассекскую усадьбу. Сообщая об этом мне, Арчибальд нервно пил виски с содовой, а я удивлялся, почему у него такой растерянный вид.

- Ты не радуешься, мой дорогой, - сказал я.

- А с чего мне радоваться?

- Ну как же! Там, в уединенной усадьбе, ты легко найдешь возможность объясниться.

- Найти-то найду, - скорбно признал племянник, - но толку от этого мало. Я не решусь. Ты не представляешь, что такое любить Аврелию. Когда я гляжу в ее чистые, умные глаза, когда созерцаю ее прекрасный профиль, я ощущаю себя точно так же, как ощущал бы себя кусок рокфора, отвергнутый санитарным инспектором. Да, я к ним поеду, но ничего у меня не выйдет. Проживу один, сойду холостяком в могилу. Виски, пожалуйста, и покрепче!

Усадьба Броустид-Тауэрс расположена милях в пятидесяти от Лондона, и, быстро проехав их в собственной машине, он успел переодеться к обеду. Однако в столовой обнаружилось, что представители его поколения уехали в сельский ресторан. Пришлось расходовать на тетю плоды тех 22 минут, в течение которых он вывязывал галстук. Обед его не обрадовал. Среди особенностей, отличавших эту трапезу от вавилонских пиршеств, было полное отсутствие горячительных напитков. Без искусственной стимуляции трудно выдерживать теток с должным философским спокойствием.

Арчибальд давно убедился, что данной тетке нужна добрая доза клопомора. За обедом он как-то уворачивался, за кофе не сумел. Она разошлась вовсю, загнав его в угол кушетки и применяя цифровой алфавит к Мильтоновой эпитафии.

- Ну к этой, - сказала тетка. - "Так в чем же ты нуждаешься, Шекспир?"

- А, к этой! - сказал Арчибальд.

- Именно. "Не в том ли, чтоб тебе дивился мир? Иль в том, чтоб пирамиду возвели, священный прах скрывая от земли?"

Арчибальд, туго разгадывающий загадки, на это не ответил.

- Как в пьесах и сонетах, - продолжала тетка, - мы заменяем буквы числами.

- Простите, что мы делаем?

- Заменяем буквы на числа.