Благими намерениями

Отвращение от наблюдения происходящих событий и ясное понимание нечестной политической игры не покидало теперь Алексея Алексеевича. Но стрела выпущена, и кто-то должен быть ею сражён. Таков закон…

Алексею Алексеевичу горько и стыдно было теперь за свою наивность.

Лёгкий стук в дверь прервал его размышления, вошёл Антон. Тихо притворив за собой дверь, он на секунду задержался у неё, – привычка из детства: оттуда, от двери, они с Владимиром определяли, стоит ли отвлекать отца от работы.

Алексей Алексеевич не обратил на него внимания, лицо его сохраняло выражение глубокой задумчивости.

– Здравствуй, папа, – сказал Антон (они уже дня три не виделись, притом, что пересекались периодически дома: кто-то из них двоих спал, в то время как другой бодрствовал).

Только теперь Алексей Алексеевич взглянул на сына и не сразу, молча кивнул в ответ. Антон прошёл к дивану и сел.

– У нас всё хорошо? – вкрадчиво спросил он.

– В каком смысле?

– В том смысле, что мама почти не выходит из своей комнаты… Ты, Алевтина сказала, несколько дней подряд ужинаешь кофе, вон, уже и щёки ввалились… Да и, вообще, какой-то мрачный покой царит в нашем доме, как в замке Гамлета, – усмехнулся Антон, но Алексей Алексеевич сегодня явно не разделял весёлого настроя сына.

Видя это, Антон согнал с лица улыбку. Посидев несколько минут в тишине, он решил подтолкнуть отца к разговору, решил первым начать говорить предметно:

– Пожалуй, с мамой мне всё понятно, но с тобой-то что? Я так понимаю, партийные дела душу мотают?

– Правильно понимаешь… – нехотя, видимо, желая отделаться от нежданного собеседника, подтвердил Алексей Алексеевич.

– И что же тебя так потрясло? – Антон снисходительно улыбался уголками губ.

Алексей Алексеевич долго не отвечал, размышляя. Было слышно, как Дмитрий Евсеевич прошаркал куда-то за дверью, привычно покашляв, Алевтина уронила на кухне что-то из посуды.

– Против царя готовится заговор… – сказал Алексей Алексеевич, наконец. – Теперь для меня это очевидно.

Антон на секунду опешил, но быстро взял себя в руки, подумав, что отец, со свойственным ему максимализмом, преувеличивает реальное положение дел. В кратком смятении он встал, подошёл к окну и закрыл форточку, в которую ветер, будто озорничая, забросил уже несколько горстей мелких, холодных дождевых капель. Улица онемела за закрытой форточкой, в кабинете стало совсем тихо, только дождь россыпью зерна стучался иногда в стекло.

Антон поправил штору, повернулся к отцу.

– Ну, удивил! – улыбнулся он. – Заговоры против царей готовятся всю дорогу, сколько они, эти самые цари, а также короли и прочие власть предержащие, существуют.

Алексей Алексеевич снова молчал, он как будто и не для Антона сказал то, что сказал, а для себя; сказал, решив вопрос окончательно.

Необычно тревожный вид отца, всё же, обеспокоил Антона, и он спросил уже серьёзнее:

– И разве не смены царя, в том числе и ваша партия добивается?

– Но не таким путём, и не сейчас! Ведь война идёт! – сдавленно воскликнул Алексей Алексеевич, резко повернувшись к сыну, безотчётно раздражаясь тем, что Антон не знает и не понимает всего того, что он обдумал за последние несколько дней. Алексей Алексеевич со свойственной ему в таких ситуациях сдерживаемой строгостью, как с очередным своим непонятливым клиентом, продолжил говорить: – Со вступлением России в войну, наша партия временно отказалась от оппозиции царскому правительству: каждому здравомыслящему человеку ясно, что в такое время нужно все усилия направлять на усиление обороноспособности страны, а не на внутренние препирательства. Такова моя позиция! Да только те, кто разделяет моё мнение, в меньшинстве, как выяснилось…

– Ненадолго же вашего отказа от оппозиции хватило, – зло усмехнулся Антон. – Напомни: через год после начала войны, не с подачи ли партии кадетов в Думе создан межпартийный, и давай прямо говорить, антиправительственный «Прогрессивный блок»?..

Алексей Алексеевич молча принял «укол» сына. Он и сам давно мучился озвученным им фактом, но, уже втянутый в игру, должен был играть её по правилам, не им установленным. Он почти шёпотом, быстро заговорил, сокрушённо покачивая головой:

– Никто не слушает моих доводов… Рано, рано… не время… нельзя!

Антон нахмурился, глядя на причитающего отца.

– Всё обойдётся, папа, успокойся.

Алексей Алексеевич остановил взгляд на сыне, зловещим тоном известил:

– Ты просто в неведении… Ты не понимаешь, чем всё может обернуться…

– За что боролись – на то и напоролись! – парировал Антон и тут же спохватился, сообразив, что мог и обидеть отца своим цинизмом в этот момент откровения. – Прости… Папа, прошу тебя, успокойся, не то ты своим видом маму до удара доведёшь, она и без того себе уже глупостей всяких о Володьке навыдумывала.

Антон подошёл к отцу, положил руку ему на плечо.

– Завтра утром ты посмотришь на происходящее другими глазами, и оно уже не покажется тебе таким уж страшным… Не зря говорится: «Утро вечера мудренее».