Благими намерениями

Вариант с тем, что мы перебьем всю охрану гауляйтера, даже не рассматривался. Все прекрасно понимали, что наших сил для этого недостаточно. Поэтому план был такой. Заряд мы установим на дороге ночью. В операции будут участвовать только десять человек. Нелегкий разговор с Казиком уже остался в прошлом. Я решил, что пацан в операции участвовать не будет. Ему еще жить и жить… Казик, обычно послушный, не на шутку заупрямился, но прямого и однозначного приказа все же послушался. Он должен будет залечь где-нибудь подальше и, не вмешиваясь, только следить за ходом операции. Когда все закончится, Казик должен идти в Ровно и рассказать все подполью. Семеро, включая меня, залягут за тем курганчиком, который мы уже присмотрели. Не сплошной линией, но рассредоточившись, чтобы немцам было как можно сложнее сконцентрировать огонь. Еще трое займут позицию с другой стороны дороги. Их задача — сидеть тихо, как мыши. Когда машина Коха подъедет к нужному месту, я активирую заряд… А вот здесь уже идут различные варианты. Самый оптимистичный сценарий, на который никто особо не надеялся, но все же учитывался, — это что машина Коха взлетит на воздух со стопроцентной гарантией гибели пассажира. Охрана от взрыва какое-то время будет в шоке, что даст нам хотя бы пару минут на то, чтобы отползти подальше и припустить со всех ног, когда уже будем вне зоны видимости немцев. На этот вариант я не особо рассчитывал в первую очередь потому, что колонна немцев неизбежно растянется по дороге и взрывом заденет только тех, кто будет ехать ближе всего к машине гауляйтера. Здесь уже придется следовать второму варианту. Кох убит, но та часть охраны, которую взрывом не задело, насядет на нас. Вряд ли они, за исключением бронетехники, если такая будет, станут наступать на нас по открытому пространству. Скорее всего, ожидая подкрепления, постараются прижать нас огнем к земле. Естественно, при этом немцы станут прятаться за техникой — мало приятного в том, чтобы лежать под огнем на дороге, без укрытия. Теперь вступают в бой те трое, которые залягут с противоположной стороны дороги. Как только немцы попрячутся, сконцентрировав все внимание на нас, ребята пулеметным огнем и гранатами постараются как можно больше проредить врага. Для этого на трех человек мы выделили аж два пулемета и на гранаты тоже не поскупились. Дальше — как получится… Возможно, нам удастся настолько прижать немцев, что удастся уйти. Или — не удастся. Тогда немцы подтянут силы с ближайших населенных пунктов и… Наконец, третий, самый худший, вариант — если что-то пойдет не так в самом начале. Вдруг заряд не взорвется или взорвется не вовремя. Тогда нам остается лишь одно — открыть огонь из всех стволов по машине Коха и надеяться на милость судьбы.

— Товарищ командир! — Задумавшись, я не заметил, что дверь открылась и в комнате появился Дронов. Боец, стоявший на часах, пришел не один — за ним следовал низенький, худой мужичок, похожий фигурой на подростка. О том, что он уже достиг зрелого возраста, говорит только его лицо, несущее печать прожитых тяжких лет.

— Я от Свирида, — представился он. — Эсэсманы шо-то засуетились. В Ровно говорят, Кох куда-то ехать собирается.

— Хорошо, — кивнул я и повернулся к своим бойцам: — Пять минут на сборы.

До места, которое мы присмотрели ранее для засады, долетели, словно на крыльях. Благо долго лежать в снегу, дожидаясь, пока на дороге прекратится движение, не пришлось — было уже достаточно поздно. Вот какая-то запоздавшая машина мигнула вдалеке огнями, удаляясь. Я посмотрел на часы — почти одиннадцать вечера.

— Дронов, Новак, отойдите по дороге на двести метров вправо. Крышневский, Максим Сигизмундович, идете влево, — прошептал я. — Следите, чтобы никто на нас не наткнулся, пока мы работать будем. Только постарайтесь без стрельбы.

Зашуршав по снегу, четверо бойцов поползли по указанным направлениям. Простая предосторожность. Надеюсь — предосторожность излишняя. Очень не хочется шуметь, но если кто-то появится на дороге, то другого выхода не будет. Наши «дорожные работы» видеть никто не должен. Я выждал еще полчаса для верности. Никто не появлялся.

— Пошли, — скомандовал я остальным.

Копали как проклятые. На дороге копать даже летом — удовольствие небольшое. Плотно утрамбованная колесами земля плохо поддается лопате и скорее крошится, чем копается. А зимой, когда земля еще и промерзла… Да в темноте… Хорошо, хоть копать глубоко не надо. Я прикинул, что сантиметров двадцати нам хватите головой. Однако, кроме других «прелестей», задачу осложнило еще и то, что после нашей работы здесь все должно выглядеть чисто и аккуратно, никаких следов остаться не должно. Мы вгрызались в землю с таким остервенением, словно рубили на куски самого Коха. Рубили аккуратно, складывая затем эти «куски» на подстеленную мешковину. Время от времени, когда земля вот-вот уже пересыплется с ткани на снег, оттаскивали и ссыпали все вне пределов видимости с дороги.