Благие намерения

Карин. Кстати, ты знаешь, что в этой гостинице обычно останавливался граф Сноильский, мама была с ним знакома, не раз встречалась, то есть она, собственно, была ближе знакома с графиней Пипер, Эббой Пипер. Об этом скандале еще долго говорили. Спустя почти тридцать лет. А сейчас граф Сноильский практически забыт — прекрасный, грустный человек.

(Анна вежливо улыбается, но не отвечает.)

Карин. Я уже говорила, что получила письмо от твоего брата Оскара? Да, вот видишь. Он ничуть не изменился, но такой заботливый, самый славный изо всех вас. Ну так вот, он докладывает, что на Трэдгорсгатан все в порядке, они с папой даже совершили небольшую прогулку! Как мило, что Оскар не забывает папу, особенно теперь, когда мы далеко. А то ему было бы совсем одиноко. Правда, папа утверждает, что любит одиночество, и Эйнар Хедин играет с ним в шахматы по пятницам, но сейчас, когда Эрнст в Христиании… уж и не знаю. Папа пишет, что ждет не дождется, когда мы вернемся домой, особенно скучает, разумеется, по тебе, но ведь он никогда не жалуется.

Анна молча осушает свой бокал.

Карин. …я хочу сказать, папа одобрительно отнесся к нашему путешествию. Нам бы надо попытаться позвонить домой, представляешь, как они удивятся, хотя, кто знает, может, просто перепугаются, вообразят, будто что-то случилось.

Анна не отвечает, позволяет себя обслуживать.

Карин. …главное, что ты здорова, это я твержу себе ежедневно.

Анна. Интересно, почему от Эрнста ничего нет?

Карин. Эрнст! Ты ведь знаешь его.

Анна. Я отправила ему письмо полтора месяца назад.

Карин. Он знает, что ты скоро вернешься.

Анна. Да.

Карин. Не стоит волноваться.

Анна (нетерпеливо). Я не волнуюсь.

Карин. Он знает, что мы с папой пишем друг другу почти каждый день.

Анна (нетерпеливо). Это к делу не относится.

Карин. Что ты имеешь в виду? Ну да, конечно.

Анна. Я хочу вернуться домой.

Карин. Конечно, душенька. Мы уже на пути.

Анна. А нельзя уехать завтра? Прямо домой.

Карин. Но мы же составили твердый график!

Анна. Раз твердый, так и изменить нельзя?

Карин. А что, по-твоему, скажут Эгерманы?

Анна. Мне абсолютно все равно, что скажут Эгерманы. Это ваши с папой друзья. Не мои.

Карин. Эльна — твоя подруга детства, Анна.

Анна. Плевать мне на Эльну. С высокой колокольни.

Карин. Иногда ты ведешь себя, как строптивое дитя.

Анна. Я и есть строптивое дитя.

Карин. Как бы там ни было, но мы не можем отказаться от поездки к Эгерманам в Амальфи. Они огорчатся и расстроятся.

Анна. Вы, мама, поезжайте в Амальфи, а я уеду домой.

Карин. Глупости, Анна. Мы сделаем так, как договорились. И хватит об этом.

Анна. Это вы, мама, договорились, не я.

Карин. Дома холодно, дождливо. Врач тоже считал, что нам какое-то время надо провести в теплом климате. Мы будем дома после Иванова дня.

Фру Карин обладает неподражаемой манерой заканчивать разговор: ободряюще улыбаясь, она легонько хлопает своей маленькой, унизанной кольцами ручкой по столу, словно держит председательский молоток. И одновременно встает. Подбежавшие тотчас официанты отодвигают стулья. У Анны нет ни малейшей реальной возможности выразить свой протест — остаться сидеть, повысить голос, купить отдельный билет на поезд.

Сиеста: спущенные жалюзи, полусумрак в обеих комнатах, приоткрытая дверь. Из города доносится колокольный звон, на улице внизу кричит продавец газет, гудит трамвай. Обе женщины прилегли отдохнуть — в халатах и носках, волосы распущены. Милосердный сон, который был бы так к месту после ночной непогоды, почему-то никак не идет. Молчание. Отчуждение. Возможно, печаль. Совершенно точно, печаль.

Неожиданно в дверь фру Карин стучат. Еще раз. И еще, уже решительно. Карин просит дочь узнать, в чем дело, и Анна, запахнув поплотнее халат и убрав волосы за уши, выходит в тесную прихожую. За дверью, к большому ее удивлению, стоит один из гостиничных администраторов в безупречном рединготе и с нафабренными усами. Он передает телеграмму в голубом конверте. В ответ на беспомощный жест Анны, означающий, что у нее под рукой нет чаевых, человек протестующе машет рукой, с серьезным лицом отвешивает поклон и поспешно удаляется в глубь коридора. Анна закрывает дверь и замирает с конвертом в руке, не зная, на что решиться, и чувствуя, как упало сердце. Карин спрашивает, что там такое, и Анна отвечает — телеграмма. «Неси же ее сюда», — нетерпеливо приказывает Карин.

Прикрыв дверь в прихожую, Анна входит в комнату Карин, которая уже сидит в постели, приготовив очки и включив ночник. Анна протягивает ей запечатанный конверт. Та разрывает его и разворачивает написанное от руки сообщение. Читает, делает глубокий вздох, отдает листок Анне. Там всего пять слов. «Сегодня ночью умер папа. Оскар».