— А тебе не кажется, досточтимый Тамзаа, — кротко молвил он, — что ты потихоньку впадаешь в детство?..
С улыбкой позволил пергаменту свернуться в трубку, поиграл свитком, затем бросил его на стол и вновь вскинул зловеще-ласковые, обведенные черными тенями глаза.
— Мне думается, дело было так, — мягко продолжал Улькар. — Упустив настоящего Шарлаха, вы с Альразом велели внезапно воскресшему Хаилзе срочно найти замену моему беспокойному подданному. Однако, прости, я разочарован. Все выглядит столь наивно и неуклюже, что я начинаю сомневаться в твоих способностях. Сановнику, не умеющему лгать достаточно правдоподобно, не место при дворе. Ты согласен со мной?
— Да, государь, — почтительно, но твердо отвечал Тамзаа. — Мне тоже показалось, что досточтимый Хаилза пытается таким образом выпутаться из этой неприятной истории. Однако я не мог скрыть его донесение, каким бы глупым оно мне ни казалось.
Улькар перестал улыбаться, по изможденному лицу его пробежала знакомая нервная рябь. Государь стремительно встал из-за стола и прошелся по убранному лиловыми шелками кабинету:
— Ну, допустим, подменили, — уже раздраженно заговорил он, резко поворачиваясь к Тамзаа. — С какой целью? Кому это понадобилось и зачем?
— Из донесения Хаилзы следует, что самому Шарлаху, — что напомнил сановник.
— Несомненно! — Государь яростно улыбнулся. — И что же, никто не заметил подмены? Ни стража, ни сообщник с вторым его сюда доставили?
— Сообщница, — как бы извиняясь, поправил сановник.
— Улькар запнулся:
— Женщина?..
— Да, государь…
Несколько секунд Улькар озадаченно молчал.
— Ну, хорошо… — произнес он наконец. — Сообщница… Я еще могу понять, почему молчала она. Но объясни мне, почему молчал тот, кем его подменили! Наверняка думал, что везут на казнь, и при этом — ни слова, ни попытки оправдаться!.. Кто он? Откуда взялся?.. Или он до того был предан главарю, что решил умереть вместо него?..
Досточтимый Тамзаа, не разгибая спины, беспомощно развел мягкие ладони:
— Государь…
— И наконец! — Улькар повернулся на каблуках и вновь пробежался по черно-лиловому кимирскому ковру. — Неужели судья Ар-Маура был настолько слеп…
Улькар остановился и надолго умолк. Серое измученное лицо его застыло. Постоял, медленно приблизился к столу, сел.
— Ар-Маура… — повторил он, слепо глядя мимо сановника. — Ар-Маура… — Затем глаза ожили. — Что о нем слышно?
— Жалуется, что не может вернуть денег, уплаченных Шарлаху за пленных.
— Да? — переспросил Улькар, явно думая о чем-то другом. — А кстати, которому из Шарлахов? Тому, что приводили ко мне?
— Да, государь, вне всякого сомнения. Досточтимый Ар-Маура сообщил, что головным кораблем бунтовщиков был именно «Самум».
Улькар с недоброй усмешкой разглядывал сановника.
— Все, что можно ему посоветовать, — язвительно заметил он, — это получить деньги с самого Шарлаха. Вот пусть этим и займется… Досточтимому Хаилзе моим именем прикажи идти в тень Ар-Мауры, а судье… Судье — снарядить и возглавить корабль, который тоже примкнет к каравану. Мне кажется, это будет вполне справедливо… И каких новых Шарлахах я слышать больше не желаю. Мне нужен тот Шарлах, с которым я здесь говорил… В чем дело, досточтимый?
Досточтимый Тамзаа был бледен. Все его надежды рушились…
— Государь… — еле выговорил он и умолк. Наступившая тишина не сулила ничего хорошего.
— Ясно… — Улькар скривил рот, брезгливо и безнадежно. — Опять ушел… Теперь понимаю, почему вы так настойчиво пытались подсунуть мне другого Шарлаха… Что молчишь? — Он бешено взглянул на сановника. — Ушел?
— Да, государь…
— Каким образом?
— Вчера флот Зибры прижал Шарлаха к пескам кивающих молотов…
Услышав про кивающие молоты, Улькар впился в сановника запавшими глазами, в которых тот, к удивлению и облегчению своему, не увидел ни гнева, ни испуга. Государь смотрел на досточтимого с подозрением — и только.
— Так… И что же?
— Он не остановился… — через силу вымолвил Тамзаа и осмелился снять кончиками пальцев капли пота с виска.
— Ушел… ТУДА?! — Государь вскочил.
— Да, государь… Несколько бунтовщиков прыгнули за борт и сдались войскам. Их допросили. Оказалось, что на «Самуме» начался ропот, люди требовали повернуть, но Шарлах и слышать об этом не хотел… — Тамзаа замолчал, со страхом глядя на государя.
Забыв про обмершего в полупоклоне сановника, тот оглаживал в тревожном раздумье черные тени у остановившихся глаз.
— Ну что ж… — как-то неуверенно молвил он, опускаясь на стул — В конце концов, это ведь бунтовщик… Не можем мы, в самом деле, уследить за каждым…
Такое впечатление, что государь перед кем-то оправдывался. Взгляд его, блуждающий по мрачным лиловым шелкам, вновь остановился на досточтимом Тамзаа.
— А скажи-ка… Что еще говорят спасшиеся? Неужели он вот так, без колебаний, бросил этот свой «Самум» на кивающие молоты?
Вопрос был задан неспроста, слишком осторожно, почти с опаской. Государя явно беспокоило что-то, сановнику не известное.
— Я не допрашивал их, государь. Но из присланного свитка явствует, что все обстояло именно так.