Black & Red

Она вспомнила, как Гай привез ее в свой спортивный зал на Павелецкой. На дверях висела табличка – закрыто, обычные клиенты в этот день отсутствовали. В зале для фехтования Гая ждали трое здоровенных бритых молодцов. Оксана не поняла, кто это такие, то ли ученики, то ли клиенты совсем другого сорта. Гай церемонно усадил ее на стул у стены, а сам вышел. Оксана чувствовала себя как на инопланетном корабле. Она приехала с ним сюда, в этот зал, а в подобных заведениях собирается, занимается, тренируется одна только мафия – она почерпнула это из газет, из молвы.

Четверо бойцов вышли с оружием, затянутые в кожаные рыцарские колеты, словно сошли с экрана исторического фильма. У Гая в руках было два клинка. Оксана не поняла – то ли сабли, то ли мечи. И он встал один против трех. Господи, что это была за схватка! Какой бой… Оксана вскочила со стула, всплеснула руками, потом стала кричать, подбадривать, пугаться, замирать… Он бился один против троих, и клинки были как молнии в его руках. Где он научился такому?

Наступая на своих противников, Гай был беспощаден. И они были беспощадны к нему. Оксана увидела кровь – клинок вспорол кожу. Но один против трех, он не уступал, не сдавался, теснил… В зале стоял густой тяжелый запах мужского пота. Ноздри Гая раздувались. Вот он выбил клинок у одного из противников, ударом свалил другого и начал теснить третьего. Удар, еще удар, стон, лязг стали…

«Все, хорош! Сдаюсь! Я сказал – хорош, достаточно! Хватит!!»

Ученик рухнул на колени. Гай почти касался концами клинков его потного лица. Он тяжело дышал, глаза его блестели, губы кривились… Острия были как жала, готовые вонзиться в горло ученика.

– Гай!

Он обернулся. Судорога, исказившая его лицо, сошла на нет, черты смягчились, разгладились. Теперь он улыбался, переводя дух. Улыбался ей, Оксане – единственной зрительнице этого жестокого бойцовского шоу.

– Вам в кино впору сниматься, – молвила она. Голос ее дрожал – то ли от волнения, то ли от страха, то ли от восторга. – Честное слово. – И тут она заметила, что он ранен.

В зал для фехтования, воя сиреной, влетела какая-то баба в цветастом платье – модном, молодежном и нелепом. Она вся показалась Оксане нелепой и пошлой. «Мой секретарь и помощница Надежда Петровна», – представил ее Гай. Оксане показалось, что эта самая секретарша караулила под дверью зала. Тут же появился бинт, пластырь, йод. Клинок оставил на руке Гая порез. Надежда Петровна ловко исполнила роль «первой помощи». Когда она касалась Гая, скинувшего свои кожаные доспехи, раздетого до пояса, то вспыхивала как девочка – краснела, бледнела. И это тоже показалось Оксане ужасно пошлым и неприятным.

Неужели она уже ревновала его там, в зале для фехтования, после двух часов их такого странного знакомства?

Оксана закрыла глаза. Ремень безопасности (она была пристегнута) давил ей грудь. «Интересно, дорогая, о чем ты думаешь?» – спросил Владимир, а она… А ОН, ГАЙ… И ОГОНЬ, И ЖАР, И СВЕТ, И ПЛАМЯ… И ужас, и смерть… Это все он, таким она увидела и запомнила его – там…

ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ, КОГДА ТЕБЯ ПЫТАЮТСЯ ЗАВОЕВАТЬ… ВЗЯТЬ КАК НАГРАДУ ЗА ДОБЛЕСТЬ, КАК ПРИЗ…

– Интересно, дорогая, О КОМ ты думаешь?

Она глянула на мужа – какое лицо у него сейчас жалкое, злое… Там, на Павелецкой, где ЕГО зал, где ОН бился за нее, звонили колокола церкви, что у самого вокзала. А здесь дорога, уводящая в сосновый бор и – никаких указателей. Бетонный монолит забора, КПП.

– Приехали, можешь радоваться, – процедил Владимир Жуковский. – Ну, братец, с днем рождения тебя…

К ним подошли два офицера охраны, увидели, кто в машине, жестами показали – проезжайте. Никто ничего не стал осматривать, обыскивать – брата охраняемой госперсоны знали в лицо, как и его жену.

За бетонным забором продолжался все тот же сосновый бор – но здесь он был окультурен, ухожен. Направо к излучине Москвы-реки тянулись широкие, вымощенные плиткой дорожки. Оксана включила магнитолу, чтобы хоть немного встряхнуться, прийти в себя, собраться.

В кинотеатрах великой страны – громкая премьера!!!

Реклама ударила по мозгам. Но от этого как-то стало даже легче.

– О Колчаке фильм сняли, – сказала Оксана, чтобы не молчать, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу. – Помнишь, фильм «Коммунист» был с Урбанским? Коммунист – Урбанский, Колчак – Хабенский. Где разница, а?

– В жопе! В жопе твоей разница!!

Парк расступился, открывая РЕЗИДЕНЦИЮ. Комплекс новых строений, соединенных террасами, переходами из стекла. Стриженый газон, здание павильона для приемов, где уже был накрыт стол.

Алексей Жуковский встречал их у павильона. Он был в клетчатой рубашке, в джинсах – оживленный, какой-то немного взъерошенный, простецкий, совсем не такой, каким его показывали по телевизору. И гости уже собрались – в основном военные и коллеги-ученые по его прежней работе в Ядерном центре.

– Володя, Оксана! Это мой брат младший и его жена, прошу любить и жаловать. – Алексей хотел было расцеловаться по-родственному, но что-то в лице Владимира его остановило.

– Володя…