Битые козыри

Вести с Земли были неутешительными. Вновь всплывший на поверхность патер Фугас объявил Лайта мессией, который выведет погрязшее в грехах человечество из мрака безбожия и нечистых сил тяготения в просветленный мир невесомости. Себе патер отвел скромную роль полномочного представителя мессии и его казначея, принимавшего взносы от многочисленных неофитов. Ансамбли зоомузыки раскололись – одни исполняли лязг-шлягеры в честь спасителя Лайта, а другие освистывали его за то, что он сохранил эту скучную, скучную жизнь… Над глупцами можно было смеяться, если бы в атмосфере недомыслия не накапливались силы куда более грозные.

Возникло патриотическое «Общество Тома Боулза». Оно возвело генерала в сан великомученика, ставшего жертвой врагов цивилизации. «Общество» требовало расправы над изменниками. Почетным председателем «Общества» был избран доктор Лайт, а главными очагами измены и безбожия объявлены «Клубы думающих». Члены «Общества», обильно снабжаемые деньгами и оружием, не только голосили, но и громили, поджигали здания, стреляли по живым целям.

Лайт наблюдал картину, хорошо знакомую по многим страницам истории. С одной стороны – мыслящие, бескорыстные, говорящие правду, но вооруженные только идеями; с другой – подкупленные, оболваненные, жестокие банды, знающие, в кого нужно стрелять, и располагающие чем стрелять. А между этими двумя лагерями – множество сбитых с толку людей, не знающих, кому верить, готовых переметнуться то к тем, то к другим. Знакомая картина борьбы правдолюбцев с демагогами, разума – с суеверием, альтруизма – с эгоцентризмом. Сколько раз в таких ситуациях побеждали стреляющие, вооруженная кривда…

33

С отъездом Лайта в его лаборатории все думающие и счетно-решающие средства сосредоточились на массовом анализе голограмм. Больше восьмисот тысяч датчиков бесперебойно поставляли информацию о процессах, происходящих под черепными коробками самых разных людей. Минерва классифицировала и статистически обрабатывала голографический материал, обобщенные результаты представляла Милзу, а он уже каждые два часа передавал в диспетчерскую Кокервиля свои выводы, о текущих изменениях.

Особое внимание было уделено владельцам солидных счетов в банках, обитателям заповедных поместий, дворцов, квартир первой категории, занимавших целые этажи на центральных горизонталях городов. Таких людей было во много раз больше, чем мог и хотел спасти Кокер. Вместе со всеми простыми людьми они были приговорены к «прополке». Но кратковременную радость, вызванную разоблачением заговора, на их голограммах сменило отчаяние. Перспектива ликвидации военного бизнеса, угроза социального катаклизма испугали их не меньше, чем опасность войны. Комплекс самосохранения собственников включал как неотъемлемое и могущество огромных денег, и удовлетворение любых капризов, принимаемых за насущные потребности, и сознание своей избранности… Они не могли по-новому оценить смысл и ценность жизни. Они были способны только с бешеной энергией искать способы защиты своих наследственных богатств и своего узаконенного господства.

Прежде всего они постарались затормозить процесс разоружения. Доверенные лица в комиссиях экспертов цеплялись за каждую формулировку, вносили все новые и новые поправки, вновь и вновь уточняли то, что давным-давно было уточнено.

– Запущены все механизмы коварства и корыстолюбия, – докладывала Минерва. – Расчет на всемогущество подкупа и отупляющую алчность.

Крупнейшие телевещательные компании выпустили на авансцену виднейших специалистов по обработке мозгов. Единственным виновником заговора был объявлен пресловутый «отец мими» – доктор Торн. Он оказался маньяком, подчинившим своей воле Кокера и Боулза. Одержимый манией величия, он задумал испепелить мир с помощью созданной им армии мэшин-менов.

Эта версия превращала покойного Торна в подходящий объект для всеобщей ненависти. Попутно она отводила в безопасное русло мысли тех, кто впервые задумался о судьбе человечества.

Казалось бы, прием был примитивнейшим – подменить подлинную опасность мнимой и направить ярость масс по ложному адресу. Но его эффективность сразу отразилась на многих голограммах. Те, кто устал от самостоятельных попыток понять смысл событий, охотно принял готовые формулировки, поддержанные авторитетом известных имен и громких званий. Простейшие узоры чужих мыслей легко копировались в мозгу, создавая иллюзию обретенной истины и помогая взвинченным эмоциям разрядиться в поступки.

За последние дни возможность Минервы распознавать смысл слов по их следам в мозгу значительно расширилась. Кроме цифр она еще стала безошибочно читать по голограммам географические названия, имена собственные, названия дней и месяцев… Делая множество поправок на изменчивость эмоционального фона, отбрасывая незаконченные наброски мыслей, возникавших по отдаленным ассоциациям, она все чаще разгадывала истинное содержание речевой информации, которой обменивались люди.