Данные тайной телепроверки подтверждали крайне странные, но неуязвимые с точки зрения закона факты. Члены клубов собирались не в определенные, ранее назначенные часы, а в любое время, когда хотя бы у двух-трех человек появлялось желание посидеть в тиши и подумать. Никаких пропусков или условных паролей для проникновения в клуб не было. Туда мог прийти кто угодно и говорить все, что угодно. Были, правда, некоторые ограничения. Так, никто из участников сборища не имел права шуметь и мешать думать другим. Не рекомендовалось поднимать и обсуждать вопросы, связанные с биржей, акциями, спортом, болезнями, религией и сексом.
Каждый мог задавать любые вопросы. Желающие могли отвечать на них. Если ответ звучал неубедительно, высказывались другие. Иногда задумывались все, но длительное молчание никого не тяготило. В распоряжении «думающих» были справочные каналы Информцентра. Точная и полная информация сводила к минимуму общие разглагольствования, не подкрепленные конкретными фактами или противоречившие фактам.
На собраниях членов «КД» можно было встретить и преуспевающих господ в однодневных костюмах, и «освобожденных от труда», одетых весьма неряшливо. Не было здесь никаких разработанных церемоний или особого этикета. Каждый уходил, когда хотел, мог здороваться или вообще ни с кем не общаться.
На собраниях не выносилось никаких резолюций. Они заканчивались сами собой вместе с уходом последнего «думающего», Все расходы на содержание помещений и прочее покрывались добровольными взносами, которые переводились на счет клуба только анонимно. Когда число членов выросло и сумма взносов позволила, была приобретена телевещательная станция, призывавшая к тому же: «Думайте!»
Милз был одним из немногих основателей первого «КД». Над ним потешались. Никто не верил, что можно завлечь людей в клуб без игр, музыки, танцев, без деловых разговоров о насущных проблемах бизнеса. Но Милз был уверен, что «думающие» должны найтись.
Филиалы «КД» появились во многих округах. Были единицы, потом стали тысячи. Как и предполагал Милз, не все выдерживали труд мысли. Но место отсеявшихся занимали новые. Милз сам задавал вопросы и отвечал на вопросы других. Подобрались умные и осторожные помощники. Они подводили участников собраний к главному выводу: члены «КД» из «думающих» должны быть готовы превратиться в «действующих».
Когда в стране возникал очередной социальный конфликт и законодатели приступали к поискам выхода из тупика, машины членов «КД» появлялись на магистральных трассах со светившимися лозунгами. Каждый по-своему требовал обуздать монополии, использовать новейшую технологию не во вред, а на пользу человеку, остановить рост военных расходов, приступить к разоружению. К ним присоединялись несметные колымаги «свободных кочевников», беспрепятственно передвигавшихся по всей стране, но не имевших ни постоянного жилья, ни работы.
Вытесненные из сферы производства и услуг роботами и мими, «свободные кочевники», казалось бы, должны были быть довольны жизнью. Правительство время от времени выплачивало им пособие, чтобы они не умирали с голоду и не ходили в отрепьях. Их развлекали захватывающими телезрелищами. У каждого поддерживали надежду на личную удачу и вероятную возможность стать президентом. Но именно они раньше всех откликались на призывы «КД».
Такие демонстрации с каждым разом становились все внушительней, но кончались они плохо. Неведомо откуда появлялись табуны машин «левейших» и «правейших». Первые прибывали со своими лозунгами: «Круши ДМ!», «Мими — в президенты!», «Всё долой!», «Не верь никому!», «Ломай все, что видишь!», «Боссов — в мясорубку!». И еще в таком же роде. «Правейшие» противопоставляли свою программу: «Либералов на виселицу!», «Вся власть — сильному человеку!», «Один народ — один вождь!».
Начинались потасовки с применением оружия индивидуального уничтожения. Вмешивались крупные полицейские силы, и на время водворялась социальная гармония.
***
Вернувшись на родину, Милз призвал членов «КД» готовиться к новым и решающим выступлениям.
4
Одновременно с анализом индивидуальных голограмм Минерва приступила к обзору психических состояний сначала малых, а потом и больших скоплений людей.
— Нам крайне важно, — говорил ей Лайт, — разобраться в динамике эмоциональной перестройки личности. Нужно выяснить, почему человек так часто идет на поводу у своего окружения. Какой механизм заставляет его подражать другим даже вопреки своему разуму и совести.
— По-моему, механизм крайне прост, — утверждал Милз. — Разделять чувства и мысли толпы проще, безопасней, чем додумываться до своей точки зрения да еще отстаивать ее. Минерва уже доказала, что по ведение среднего обывателя определяет не его мысль, а мнение большинства, истлевшие обычаи, несокрушимые предрассудки.
— На первых порах чев будет одиночкой… Если он не сможет повести за собой массу, зря мы над ним трудимся.