Битвы орлов

"Ура!" Едва русская кавалерия ворвалась в Гейнрихсдорф, как вместо бегущих драгун увидала перед собой боевые порядки кирасир. "Еп avant!"[2] Груши ударил русским во фланг; короткая кровавая стычка заставила их ретироваться, а летевшая вслед картечь придала им скорости. Но русские быстро вернулись. Груши невольно залюбовался тем, как стремительный поток всадников в белых колетах врезался в ряды батавских драгун, однако времени терять было нельзя: Нансути со своей бригадой атаковал их с фланга, а сам Груши ударил им в лоб. Атака, погоня, разворот, перестроение… После пятнадцати атак противники сошлись в жарком бою левее Гейнрихсдорфа; султаны на шапках колыхались, подобно колосьям в поле, звон сабель о шлемы напоминал град на железной крыше.

…Под маршалом Мортье ядром убило коня — оригинальное приветствие после ночного перехода в семь лье. Ему помогли подняться и подвели другую лошадь. Три полка из легиона Домбровского остались защищать батареи, а четыре пехотных полка Дюпа сменили изнемогавших гренадеров Удино. Маршал Ланн построил дивизию Вердье в две колонны, которые переходили с правого фланга на левый, создавая видимость того, будто в бой вводятся новые войска. Атаки русских удалось отбить, хотя и с большими потерями; Мортье послал адъютанта к императору: необходимо подкрепление. Удино проводил его взглядом; сам он отправил к Наполеону уже шестерых ординарцев, заклиная поспешить на помощь.

— Загони коня, Сен-Марс, но скажи императору, что против нас — вся русская армия, — напутствовал своего адъютанта Ланн.

***

Конь тяжело поводил боками, по которым струйками стекала свежая кровь. Наполеон узнал всадника и пустил свою лошадь шагом; сопровождавшие его генералы тоже натянули поводья. Пока Сен-Марс докладывал обстановку, выражение лица императора изменилось несколько раз: он нахмурился, узнав, что Фридланд оставлен, просветлел, услышав, что французы отступили перед вчетверо большими силами противника, и даже улыбнулся при словах о том, что нынче годовщина сражения при Маренго — неплохо бы отметить ее новой победой.

Не дожидаясь окончания этой беседы, две дивизии маршала Нея ускорили шаг; гвардия поспешила за ними, кавалерия обогнала пехоту. Спрашивать дорогу было незачем: они шли на гул пушек, эхом отзывавшийся в лесу.

У моста возник затор; дивизия Дюпона сбилась в кучу, гвардия напирала, чтобы пройти вперед. Подскакавший Дюпон, страшно разгневавшись, велел сбросить с моста все повозки, чтобы расчистить путь, и пропустил гвардию вперед.

***

Гренадеры Павловского полка шли в штыки в одиннадцатый раз. Впереди строя солдаты несли на руках генерал-майора Мазовского: раненный в руку и ногу, он не мог удержаться в седле, но желал вести своих орлов за собой. Генералу Сукину 2-му оторвало ногу ядром; два унтер-офицера вынесли из боя на плаще раненого генерала Эссена 1-го.

Уцелевший батальон гренадеров Удино охранял боеприпасы; свист ядра — и к небу взметнулся столб огня, ошметки людей разбросало взрывом.

В каждую передышку подбирали раненых; французы забили ими все дома в Постнене, устроив полевые лазареты в лесу до самого Георгенау; русские отвозили своих во Фридланд.

На дороге к лесу клубился огромный столб пыли. Это еще что? Английский генерал Гученсон, наблюдатель при русской армии, вызвался подняться на колокольню и произвести визуальную разведку; Беннигсен отпустил с ним своих адъютантов Лопухина и Волконского, знавшего по-английски.

К удивлению Волконского, в Ратуше было полно народу: множество штаб- и обер-офицеров, не раненых и не больных, находились не на позициях, а здесь, в тылу, возле двух генералов — "гатчинских скороспелок", как называли их армейские. Устыдившись перед иностранцем, Серж поскорее повел его на лестницу.

Сомнений быть не могло: Наполеон ведет подкрепление. Когда Волконский прискакал в ставку с этим сообщением, французы уже выходили на опушку леса.

***

Облако пыли, поднятое свитой, скрыло от глаз императора; генералы Виктор и Мезон с трудом поспевали за ним. По дороге им встретились русские пленные, захваченные Груши у Гейнрихсдорфа; затем Наполеон обогнал корпус Нея.

— Vive l’empereur![3] — возликовали гренадеры, увидев знакомую фигуру в конно-егерском мундире, на белом коне.

— Я привел вам армию, — сказал Наполеон Удино. Потом поднес к глазам подзорную трубу: — Где Алле?

— Там, позади неприятеля. Я посадил бы его задом в воду, если бы у меня были люди, но я растратил своих гренадер. Если русские пойдут вперед, они прорвут наш строй, как паутину.

— Сколько их? — спросил Наполеон.

— Тысяч восемьдесят.

— Кажется, их больше.

Император стал подниматься на холм, чтобы как следует осмотреть позиции. Удино выехал вперед.

— Сир, ваше место не там. Я сам пойду, зачем вам подставляться под пули? Взгляните, как они отделали мою лошадь!

Но император смотрел не на лошадь, а в подзорную трубу.

— Я знал, Удино, что там, где вы, мне следует бояться только за вас, — сказал он наконец, — но сегодня вы превзошли самого себя. Если неприятель еще несколько часов пробудет на тех же позициях, он погиб.