Читаем Битвы орлов полностью

Земля вновь задрожала от конского топота: мимо корнета пронеслись лейб-казаки, за ними лейб-гусары и уланы. "Братцы, помогите!" — взывал он к ним, воюя с лошадью, — никто не обернулся. Фаддею наконец удалось выпутать ногу драгуна из стремени и вырвать из него пику, но лошадь по-прежнему не давалась сесть на нее.

Казаки возвращались обратно с добычей — французскими лошадьми и пленными. "Некогда!" — бросил один из них на ходу в ответ на просьбу Фаддея помочь ему. Лейб-гусары скакали следом.

— Помогите, братцы, сесть на лошадь — она бесится! — чуть не со слезами взмолился корнет.

— Извольте, ваше благородие!

Один из гусаров спешился, подошел к танцевавшей на месте нормандской кобыле ("Ну-ну-ну, тихо, тихо!"), отвязал от седла драгунское ружье, потом, взглянув на Булгарина, укоротил стремена и наконец пристегнул цепочку, сорвавшуюся с крючка мундштука и пугавшую лошадь своим звоном. Раненый драгун пошевелился и застонал.

— Неужто это вы его уходили? — удивился гусар, посмотрев на француза.

— Я, братец, с Божьей помощью.

— Разве что с Божьей помощью, — покрутил головой спаситель Фаддея. — Он бы вас кулаком убил, если б до схватки дошло.

Казачью пику Булгарин захватил с собой. Уланы, не чаявшие его увидеть, приветствовали его появление радостными криками. Стали потрошить булгаринский трофей — чемодан французского драгуна. Ну и ну! Тонкое белье, шелковые платки, серебряная ложка, пенковая трубка, две пары белых шелковых чулок, танцевальные башмаки, новый мундир — ни один офицер бы не отказался! Одежду Фаддей разделил между гусаром и двумя своими драбантами — Кандровским и Табулевичем, оставив себе только ложку, пенковую трубку и два фунта табаку, ну и, конечно же, лошадь. Узнав фамилию гусара (Ансонов), Булгарин тотчас отправился к ротмистру Щеглову и просил рекомендовать его спасителя полковнику лейб-гусар князю Четвертинскому. При этом он вкратце изложил обстоятельства дела, скромно полагая, что его поединок Давида с Голиафом тоже не останется незамеченным.

Вернувшись к товарищам, обсуждавшим дневные события, Булгарин понял, что его отчаянный поступок меркнет на фоне чужих подвигов. Корнет Жеребцов тяжело ранен, его вынес из боя драбант; унтер-офицер Культенко спас ротмистра Владимирова; уланы Кислой и Веселов взяли в плен по французскому офицеру, а унтер-офицер Борисов захватил сразу трех французских солдат и отвел их к генералу Кологривову; юнкер Иоселиани из эскадрона ротмистра Вуича пленил трех егерей, хотя сам был ранен пулею в грудь и палашом под колено… Труба запела сбор: генерал Ламберт составлял отряд из уланов, лейб-гусаров и Александрийского гусарского полка для проведения рекогносцировки возле леса.

…Из-за деревьев выкатывалась пыльная туча: это шла французская пехота. Стоило русским показаться на опушке, как французские трубачи затрубили тревогу, отдыхавшие драгуны побежали к лошадям, и вскоре навстречу уланам уже двигались шагом шеренги кирасир в блестящих латах и в шишаках с конскими хвостами, на огромных лошадях. Сейчас или никогда!

— Ура! — закричал Булгарин диким голосом и дал шпор своей новой лошади.

— Не горячитесь, ваше благородие! — говорили ему Кандровский и Табулевич, скакавшие рядом. — Не выскакивайте вперед! А то лошадь занесет вас к французам!

Тяжелая казацкая пика ходила ходуном в нетвердой руке корнета, но с помощью Табулевича ему всё же удалось сбросить с лошади одного кирасира, когда французы показали тыл. Поняв, что пика не для него, он отломил острие и спрятал в чемодан на память, а древко бросил тут же, после чего пустился догонять своих, отступивших обратно к деревне.

Французская конница вышла из леса уже тремя колоннами; к русским подошел на помощь Гродненский гусарский полк и лейб-казаки. Полковник Загряжский упал с лошади, израненный; драгуны Латур-Мобура унесли его в плен. Увидав это, ротмистр князь Абамелек принял командование на себя и бросился вперед, отбив три пушки, которые французы ранее захватили у Воронежского мушкетерского полка. Ротмистр Трощинский был ранен пулей в ногу, поручику Деханову ногу оторвало ядром, поручика Коровкина рубанули палашом по левой ноге и правой руке, ротмистра Лорера — саблей по лицу… После двух часов непрерывных атак измученные русские были готовы уступить поле битвы французам, но тут прибыла резервная кавалерия генерала Уварова с несколькими орудиями конной артиллерии. "Ура!" Французов прогнали под лес, вернулись на отвоеванное поле и выстроились шашечницей, дожидаясь окончания пехотного сражения.

…Солдаты Нея, за час взобравшиеся на холм, откуда открывался вид на Фридланд, видели, как слева, по ту сторону мельничного ручья, французская кавалерия пытается отвлечь огонь русских на себя. Запрыгали солнечные зайчики, посланные блестящими кирасами, и вдруг исчезли, когда кирасиры наполовину скрылись в поле спелой ржи. В их сторону тотчас полетели брандскугели; рожь запылала, из огня доносились пронзительные крики пехотинцев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза