Аравсион стал, конечно же, кульминацией долгих десятилетий бесславной гибели воинов, из-за которой на полуострове все больше ощущалась нехватка мужчин; это приводило к запустению и продаже собственности в счет долгов, к тому, что становилось все меньше детей и людей достаточно молодых, чтобы усердно трудиться. Впрочем, гибель солдат столь же пагубно сказывалась и на римлянах с латинянами, так что их нельзя было огульно обвинять во всех грехах. Самую лютую ненависть вызывали римские землевладельцы – богачи, проживавшие в Риме и имевшие обширные угодья, называемые латифундиями, где использовался исключительно рабский труд. Слишком часто римские граждане бессовестно измывались над италиками: подвергали неугодных телесным наказаниям, забирали себе чужих женщин, конфисковывали чужие земли для расширения своих владений.
Что именно побудило большинство обсуждающих сей насущный вопрос отказаться от надежды на полноценное гражданство в пользу идеи создания независимого италийского государства, было не вполне ясно даже Силону. Его убежденность в том, что отделение от Рима является единственным верным путем, родилась после Аравсиона, однако никто из его собеседников под Аравсионом не был. Возможно, размышлял он, растущее желание порвать с Римом проистекает из усталости и укоренившегося ощущения, что дни, когда Рим раздавал свое бесценное гражданство, остались в прошлом и что впредь ничего уже не изменится. Оскорбления и обиды все копились, и в конце концов римский гнет стал казаться италикам совершенно невыносимым.
Единомышленника, страстно приверженного идее отделения, Силон нашел в вожде самнитов Гае Папие Мутиле. Сам Силон ненависти к римлянам и Риму не питал, а лишь стремился положить конец невзгодам своего народа; зато Гай Папий Мутил принадлежал к племени, которое было самым непримиримым врагом Рима еще с той незапамятной поры, когда на соляном пути, идущем вдоль Тибра, возникло это, тогда еще крохотное поселение и впервые начало показывать зубы. Мутил ненавидел Рим всеми фибрами души. Ненависть эта присутствовала во всех его помыслах. То был истинный самнит, обуреваемый мечтой навечно изъять из истории всякое упоминание о римлянах. Силон был противником Рима, Мутил – его яростным врагом.
Подобно всем единомышленникам, которым общая цель помогает преодолеть все возражения и препятствия практического свойства, собравшиеся италики, сперва просто желавшие найти какой-то выход, быстро пришли к общему мнению – от Рима необходимо отложиться. Однако все они слишком хорошо знали Рим, чтобы воображать, будто их новая Италия может родиться на свет без войны; по этой причине никто не помышлял об объявлении независимости, полагая это делом не одного года. Вместо этого вожди италийских союзников сосредоточились на подготовке к войне. Такая война требовала огромного напряжения, гигантских денежных вложений и войска, численностью намного превосходившего то, которое можно было собрать вскоре после Аравсиона. Поэтому дата объявления войны не назначалась и даже не упоминалась. Пока подрастают италийские мальчики, вся без остатка энергия и наличность должны были пойти на оружие и доспехи, чтобы можно было надеяться на успешный исход в предстоящей войне с Римом.
Подготовка шла медленно. Почти все потери италики несли за пределами Италии, и их оружие и доспехи так и не возвращались домой – потому главным образом, что Рим сам собирал оружие на поле брани и, разумеется, забывал вешать на него этикетки «имущество союзников». Кое-какое оружие можно было приобрести законным путем, однако этого было совершенно недостаточно, чтобы экипировать сотню тысяч бойцов, которые, по мнению Силона и Мутила, потребуются новой Италии для победы над Римом. Вооружаться надлежало тайно и без торопливости. На достижение поставленной цели могли уйти годы подготовки.
В довершение трудностей все это происходило под самым носом у людей, которые, узнай они, что именно зреет, немедленно побежали бы к римлянам с доносом. Колониям, живущим по законам латинского права, доверять можно было ничуть не больше, чем настоящим римлянам. В связи с этим основная деятельность разворачивалась в бедных, заброшенных углах, вдали от римских и латинских колоний; там же пряталось оружие. Италийских предводителей повсюду подстерегали трудности и опасности. И все же оружие понемногу накапливалось; со временем началась и подготовка солдат из подрастающих италийских юношей.
Все эти тайные знания нисколько не тяготили Квинта Поппедия Силона, который без труда включился в легкую застольную беседу, не чувствуя ни тревоги, ни вины. Кто знает? Возможно, в конце концов именно Марк Ливий Друз сумеет найти решение, мирное и действенное. Случались вещи и подиковиннее!
– Квинт Сервилий покидает нас на несколько месяцев, – молвил Друз, обращаясь сразу ко всем; то была удачная возможность сменить тему.