Мои глаза уже привыкли к тусклому свету. Я с облегчением увидела, что на кровати нет тела, которое я боялась увидеть, а лежали лишь сгнившие остатки серых одеял. Сама кровать была сооружена из нескольких брёвен, сколоченных вместе, и казалась ещё вполне крепкой. На полках стояло лишь несколько старых блюдец. Я снова повернулась, чтобы посмотреть на сундук, и ударилась головой о ящик для мяса, что висел на потолочной балке. Он основательно двинул меня углом в висок.
— Чёрт! — пробормотала я, крепко потирая голову.
Было по-настоящему больно.
Я опустилась на корточки, чтобы заглянуть в железный ящик. Похоже, в этой хижине и не было ничего другого, что дало бы мне возможность увидеть больше, чем я уже увидела. Только содержимое сундука оставалось скрытым. Я попробовала поднять крышку. Она сопротивлялась, её удерживали грязь и ржавчина. Мне пришлось с силой подёргать и потрясти сундук, чтобы крышка немного сдвинулась с места. Металл скрипел о металл, когда я постепенно справлялась с делом, но при этом крышка так деформировалась, что едва ли можно было снова закрыть её как следует.
Моей первой реакцией, когда я заглянула внутрь сундука, было разочарование. Внутри почти ничего не было, лишь жалкая кучка какого-то старья на дне. В основном это были бумаги. Я вытащила всё и вынесла наружу, на свет. В сундуке нашлись: старый плетёный кожаный ремень, сломанный нож, вилка и несколько шахматных фигурок — две пешки и поломанный слон. Бумаги же представляли собой в основном старые газеты, но были здесь и листы с рукописным текстом, и ещё половина книги в твёрдом переплёте — «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. Когда я открыла её, оттуда выполз большой чёрный жук. В книге на самом деле было две повести, вторая называлась «Юность». А остальные бумаги были такими истрёпанными, грязными и поблекшими, что едва ли ими можно было заинтересоваться. Похоже, жизнь Отшельника и впредь должна была оставаться загадкой, даже теперь, через много лет после его исчезновения.
Я шарила вокруг ещё минут с десять или около того, в самой хижине и рядом с ней, но ничего интересного не нашла. Увидела лишь знаки того, что здесь пытались выращивать всякое: кроме роз, я увидела яблоню, белый нивяник с нежным ароматом и ещё заросли одичавшей мяты. Я попыталась представить убийцу, который старательно сажает все эти чудесные растения и ухаживает за ними, попыталась, но не смогла. Но ведь даже убийцы должны что-то любить, думала я, и чем-то ведь они занимаются в свободное время. Не могут же они просто сидеть целыми днями всю оставшуюся жизнь и думать о своих преступлениях.
В конце концов я взяла ремень и книгу и вернулась к ручью, чтобы, согнувшись вдвое, пройти по зелёному туннелю к нашему лагерю. И как же было приятно очутиться снова на солнце, выбравшись из унылой полутьмы! Я и забыла, каким жарким был день, как ярко светило солнце, — но я почти порадовалась его жгучим лучам.
Как только я появилась на поляне, ко мне бросился Гомер.
— Ты где была? — спросил он. — Мы уже волноваться начали!
Он был сердит не на шутку. И говорил прямо как мой отец. Похоже, я отсутствовала дольше, чем мне казалось.
— Я поближе познакомилась с Отшельником из Ада, — ответила я. — И предлагаю всем экскурсию. Но только после того, как что-нибудь съем. Я умираю от голода.
15
После осмотра хижины Отшельника из Ада мы работали до вечера. Ли, неспособный пока что много двигаться, занялся составлением планов, в особенности системой питания, которая позволила бы нам растянуть наши запасы примерно на два месяца, если мы не будем позволять себе лишнего. Гомер, Фай и я вскопали землю под несколько небольших грядок, и, когда к концу дня стало наконец прохладнее, мы посеяли кое-какие семена: салат-латук, белую свёклу, тыкву, брокколи, фасоль и бобы. Вообще-то, нам не слишком хотелось питаться такими продуктами всю оставшуюся жизнь, но Фай твёрдо заявила, что овощи необходимы, а учитывая кулинарное искусство Ли, всё это должно превратиться в очень вкусные штуки, а тыква вполне могла вдруг стать волшебной каретой.