Битва за Ориент

Дорошин также вышел из машины и огляделся. Вокруг, насколько хватало зрения, лежала каменистая равнинная местность, кое-где перемежаясь пологими, покрытыми чахлыми кустиками пригорками.

За горизонт медленно падал раскалённый солнечный диск, и становилось заметно прохладнее. Пустыня отдыхала от дневного зноя.

– Как вы себя чувствуете, Аиша? – Подполковник подошёл к дочке ливийского лидера, стоявшей со своей матерью. Чуть поодаль от них застыли три вездесущие «амазонки» личной охраны, за которыми копошились шумные дети, не очень реагируя на воспитательные окрики нянек.

– Честно говоря, не очень хорошо, – слабо улыбнулась молодая женщина, – но я потерплю. Ведь осталось немного?

– Километров 20–25. Переедем границу, а там уже и Гадамес! – пообещал Павел.

– Скорее бы уже добраться до дома Сухейлы! Тебе нужно полежать, милая, – Сафия Фаркаш приобняла дочь.

– Ничего, мама, не беспокойся. Самое трудное уже позади!

И тут далеко, у самого горизонта, Дорошин заметил мчащийся сгусток света. Машина явно торопилась, не очень разбирая дороги. Туда же с тревогой во взгляде, всё понимая, смотрел и серб.

«А ведь прав был Борислав, это война без правил! Чёрт их английскую маму дери!» – витиевато мысленно выругался Дорошин и тут же скомандовал:

– Борислав, в твоё распоряжение поступают все бойцы! Дорогу перегородить одной машиной, спешиться и уничтожить британцев! Прежде всего вывести из строя их транспорт. – И далее, обращяясь к Аише: – В машину! Вы, Сафия Фаркаш, дети, Сальма. Я – за рулём!

Три «амазоки» поглядели на свою хозяйку.

– Выполняйте приказ командира, – просто сказала им Аиша.

Пока одни занимали свои места в автомобиле, а другие готовились к бою, Павел подошёл к Бориславу и поглядел в глаза боевому товарищу:

– Я буду ждать тебя в Гадамесе, а потом мы вместе полетим в Беларусь, и там я угощу тебя настоящим чаем – таким, какой ты любишь! Только прошу тебя, вернись!..

Борислав лишь горько улыбнулся в ответ. Затем они крепко обнялись на прощание.

* * *

Павел вёл машину на предельной скорости, как гонщик, преодолевая препятствия на замысловатой трассе, и считал километры по спидометру. Он весь подобрался, представляя собой комок нервов, натянутых как струна. В голове роем кружились обрывки нескладных мыслей. Подполковник всё прикидывал в уме соотношение сил: восемь против десяти… В какой-то момент ему казалось, что преимущество на стороне оборонявшихся. Но затем тревога вновь охватывала его сердце. Ведь с одной стороны – девчонки и лишь несколько бойцов из бригады спецназа, а с другой – опытные безжалостные боевики, прошедшие огни и воды!..

Дорошин знал, почти видел, как британцы спешились, не доезжая до засады, и бросились врассыпную, стараясь решить задачу в рукопашном бою. Это их почерк!

Ах, если бы он мог быть рядом со своими! Но что же делать? Каждый выполняет свою задачу, пусть даже ценой жизни. И он должен выполнить то, что ему поручено. Просто делать своё дело и молчать, стиснув зубы!

* * *

Дорошин лежал в кровати и глядел в белёный потолок. В доме Сухейлы было тихо, и все ещё спали. Но подполковнику не спалось.

Он поднялся и, пройдя через комнату в трусах, приблизился к оконным ставням, сквозь щели в которых лился густой утренний свет. Затем распахнул их настежь и тут же зажмурил глаза – так нестерпимо, до боли, резануло по ним яркими лучами солнца.

Постояв в ожидании, пока зрение придёт в норму, Дорошин затем выглянул на улицу. На небольшом расстоянии от дома стоял бронетранспортёр, а чуть в стороне, у торца жилища, открытый джип, в котором сидело четверо военных с оружием и в камуфляже.

«Ну что ж, армия своё дело знает!» – с удовлетворением подумал о военных Дорошин и снова вернулся в кровать.

«Теперь торопиться некуда, – мысленно уговаривал он себя, – надо поспать!» Но заснуть не получалось. Он курил сигарету за сигаретой, раз за разом прокручивая в голове события последних дней, стараясь не думать лишь о вчерашней погоне. И… не мог.

«Какова судьба Борислава и девчонок? Погибли?… Остались в живых?… Тогда почему молчат?…» – Дорошин несколько раз пытался связаться с Бориславом по рации: расстояние позволяло. Затем по телефону, раз за разом набирая номер серба. Но ответа так и не дождался.

«А может, позвонить в Москву? Ведь в Гадамесе связь никто не глушит. Нет, – решил подполковник, – пока ещё рано. Позвоню перед самым вылетом, если, конечно, лайнер прилетит».

Он встал, оделся и вышел из комнаты.

* * *

– Отец благодарит вас и передаёт привет! – сказала Аиша Дорошину, когда он зашёл к ней по её просьбе. – Я только что говорила с ним по линии спецсвязи. Он сообщил мне, что лайнер прибудет послезавтра.

Дочь полковника лежала в кровати и выглядела неважно. Но её глаза светились радостью. В комнате вместе с нею находилось ещё несколько женщин, из которых Павел знал только двоих: Сальму, улыбнувшуюся ему, когда он вошёл, и жену полковника Каддафи, Сафию Фаркаш.

У кровати Аиши в чистом белом халате суетилась медицинская сестра, готовя капельницу. Как оказалось, девушку звали Галиной. Она была украинкой и работала в местном военном госпитале.