Битва за Ориент

Процедура подготовки монотонно повторялась не менее трёх раз, пока наконец бойцы не приступали к молитве, разостлав на голой земле свои либша[21].

Павел уже давно отметил для себя, что весь процесс подготовки и самой молитвы мусульманина в полевых условиях занимает примерно минут сорок – пятьдесят. Намаз совершался пять раз в сутки, так что время отдельной молитвы нужно было ещё умножить на пять для того, чтобы получить общее ежедневное время общения мусульманского бойца со своим богом.

«Мало не покажется, – сделал умозаключение Павел. – Интересно, способен ли мусульманин-спецназовец оторваться от своего коврика, если именно в тот момент, когда он расшибает свой лоб, произойдёт заваруха?»

Подполковник вспомнил, как когда-то в конце шестидесятых годов прошлого столетия израильские войска умело пользовались этим обстоятельством и планировали свои наступления на арабов именно в часы мусульманской молитвы. Советским военным советникам и специалистам пришлось много сил и здоровья положить тогда на воспитание в арабских войсках самого понятия – «постоянная боевая готовность».

«Ах, как давно это было!..»

Живя в своём подразделении и плотно общаясь со всеми бойцами спецназа, Дорошин первым делом определился, кто из них является истым мусульманином, а кто только им зовётся, не очень-то исполняя предписания своей религии.

«Однако ведь и я такой же нарушитель, как и многие из тех, кто не особенно озабочен строгим соблюдением религиозных предписаний, – размышлял Павел. – Ведь я – крещённый в православие христианин. Что же мешает мне лишний раз поднять руку и перекрестить лоб? Не говоря уже о молитве, к которой с детства не приучен. Робость? Ложный стыд?… Отсутствие религиозного чувства, виной которому коммунистическое прошлое, которого и след простыл?…»

Дорошин вспомнил, как во времена правления «царя Бориса»[22] его, ещё служившего тогда в армии командира, просто пригласили зайти в кабинет, где когда-то размещалась парткомиссия, и забрать свой партийный билет «на память». При этом никаких объяснений, кроме глупой улыбки секретаря, не последовало вовсе.

Будто бы и не было никогда коммунистического переворота, всколыхнувшего мирную жизнь Российской империи, не было преступной Гражданской войны и преследования церкви за истинную православную веру? Ни расстрелянных безвинно людей, ни ГУЛАГа? Ни семидесяти лет безраздельного правления «комиссаров»?…

Просто молча протянули партбилет, и всё. Хочешь – сохрани, а не хочешь – порви. Как это у нас всегда бывает: «до основанья, а затем…» А что «затем»? Выходит, что мы только декларируем себя кем-то, легко при случае отказываясь от любых своих убеждений?

Отреклись в своё время от православия, от глубинных корней и национальных традиций. Забыли о том, кто мы, и послушно, как стадо, последовали за крикливыми нуворишами по ложному пути, пока наконец не упёрлись в глухую стену. Потом в одночасье открестились и от них, избрав себе в новые кумиры «господ либералов», от словоблудия которых Дорошина просто тошнило.

«Что мы за народ? Почему шарахаемся из стороны в сторону? Разве нас кто-то приглашает в Европу, признавая за нами родство с европейским населением?… Нет! А разве была Россия когда-нибудь частью Европы?… Нет, и ещё раз нет! Так какой же тогда выход? А выход только один: быть самими собой! Если мы не живём своей верой, своими принципами, значит, не любим свою историю и не извлекаем из неё никаких уроков. А только сгибаемся перед поучениями других, да отступаем…

Якобы очнувшись от коммунистического наваждения, восстановить историческую правду не торопимся. От радости да счастья к Богу не бежим, благодарно припадая к Христову распятию. А только от горя и безысходности приходим в Храм, когда больше не на кого надеяться. От того, наверное, и все беды России. Ведь мир устроен по религиозному принципу, хотим мы этого или нет! А всё остальное, как, например, сказка о коммунистическом рае на земле, – от лукавого.

Что представляет собой западная мораль, которая позволяет бандитский налёт на любое государство в мире с целью отобрать у него нефть или газ, или ещё что-нибудь?…»

Дорошин тяжело вздохнул, вспомнив, как перед отходом в вечность Саша просил передать Оксане, что он простил её. А ещё, чтобы его похоронили «по-христиански». Просил о самом главном: примирении с Богом и близким ему человеком!

В минуты, когда Павел вспоминал о своём погибшем друге, лежащем сейчас в земле далёкой от Родины, объятой пламенем войны стране, у него страшно чесался заживающий на руке рубец. Но Павел терпел, зная, что, если тронет рану, она начнёт долго и нудно саднить.

Он закрыл глаза, стараясь отрешиться и ни о чём больше не думать.

* * *

Оставленная боевиками Адждабия лежала в руинах. Бригада спецназа «зачищала» дом за домом, двигаясь за основными силами правительственных войск, ища и уничтожая затаившихся среди развалин мятежников. Бойцы действовали парами, прикрывая товарища с тыла.