Битва за небеса

— Ничего странного, — заметила на это Нэла. — Мара известная лгунья. Или лгун. В зависимости от облика, выбранного на данный момент. Я бы даже сказала, что ложь — это и есть сущность Мары. Его соблазнам и посулам нельзя верить.

— Получается, что когда мы обманываем сами себя, то находимся во власти Мары? — жуя травинку, задумчиво спросил Влад.

— Верно, — подтвердила Нэла. — И властвует он или она над нами до тех пор, пока мы сами это позволяем.

— Интересная характеристика власти, — усмехнулся Мартин.

— Главное — верная! — засмеялась Марта. — Любая власть над человеком — это обман. И длится данный обман ровно столько, сколько человек ему длиться позволяет.

— Философы… — хмыкнул Майер. — Сразу видно высшее образование. Власть человеку необходима. Ибо без власти нет порядка.

— Ну ещё бы, — сказал Влад. — Чтобы немцы и без орднунга. Так не бывает.

— Не спорьте, — сказал Велга. — Немецкий ордунг ничем не хуже нашего бардака. Но и не лучше. Единство и борьба противоположностей, чтоб ей.

— Чёрт возьми, — удивился Влад. — Вам диалектику в пехотном училище преподавали?

— Конспективно. Марксистско-ленинскую. — Велга умолк и откинулся на спину, показывая, что короткий отдых ему кажется важнее долгого пустого разговора.

День выдался трудным, и он ещё не закончился.

Впереди ждал подъём на гору с самодельными носилками и почти уже бездыханным Карссом на них. Что найдут они там и найдут ли вообще? Мара лжёт, это ясно. Но почему-то, несмотря на явный риск самообмана, очень хотелось надеяться, что насчёт третьего острова она всё-таки сказала правду. А то уже вся эта неопределённость ему начинала порядком надоедать.

— Ну вот, — вздохнул Валерка Стихарь, утирая пот со лба. — Кажется, дошли.

— Ага, — сказал Руди Майер. — Дошли-то дошли, да только куда?

Отряд только что поднялся на относительно плоскую вершину горы, и люди разглядывали, открывшуюся перед ними картину.

Изба-мазанка с изрядно облупившейся побелкой и крышей из потемневшей соломы, колодец с «журавлём», покосившийся тын с непременными глиняными горшками на нём. Несколько деревьев — по виду яблонь и вишен. Сарай.

Только вот грудастой хозяйки в длинной спиднице[6] и белой вышиванке не видать, подумал Мартин. А так — чистая Полтавщина. Или какое-нибудь Подолье. Интересно, почему? При чём здесь Украина?

— Все видят то, что вижу я? — осведомился Дитц.

— А что ты видишь? — спросил Велга.

— Украинскую хату, — ответил обер-лейтенант и непроизвольно облизнулся.

— И я тоже.

— И я…

Как оказалось, все видели одно и то же.

— Уже хорошо, — сказал Дитц. — А то мало ли… Ладно, пошли внутрь хозяина или хозяйку искать.

Хозяина они обнаружили на широкой лавке возле стены. Седоватый, лет пятидесяти с лишним дядька, сладко похрапывая, дрых на животе, подложив под голову засаленную подушку и укрывшись каким-то драным покрывалом.

Также в комнате обнаружился крепкий на вид деревянный стол, пяток табуретов, объёмистый сундук, непременная белёная печь и полки с разнообразной глиняной посудой. Под столом тускло поблёскивала ополовиненная четвертная бутыль.

— Странно, — сказал Валерка, кося глазом на бутыль и принюхиваясь. — Перегара, вроде, нет… Эй, хозяин! Подъём, гости в доме!

Дядька промычал что-то нечленораздельное, причмокнул полными губами и перевернулся на другой бок — лицом к стене.

— Во даёт, — восхитился Стихарь и снова покосился на бутыль. — А что, может, по стакану, а? Чует моё сердце, что в бутыли этой не водичка из колодца.

— Погоди, — сказал Велга. — По стакану мы всегда успеем.

Лейтенант подошёл к лавке и не грубо, но настойчиво потряс дядьку за плечо.

— Ну, что надо? — осведомился мужик неожиданно ясным голосом. — Что за люди — поспать не дадут спокойно…

Настоянная на тёртом хрене самогонка, казалось, продирала и прочищала организм от мозгов до пяток, словно шомпол канал ствола трёхлинейной винтовки — до блеска. Закусывали чёрным хлебом, нежнейшим салом, солёными огурцами, квашеной капустой. Присутствовал также холодный смородиновый морс из погреба.

За столом поместились все. За исключением Карсса, которого определили на лавку. Голова сварога была перевязана чистым полотном, и, судя по цвету его лица и ровному дыханию, муж Императрицы Станы Второй наконец-то отступил от смертной черты.

Хозяин дома не назвал своего имени, как-то очень ловко обойдя данный вопрос, и все, не сговариваясь, как само собой разумеющееся, обращались к нему просто: «отец».

Был он среднего роста, плотный, если не сказать полноватый, с круглым загорелым лицом, на котором выделялся мясистый нос и серо-зелёные, навыкате, глаза, от которых к вискам и щекам тянулись лапки светлых весёлых морщинок.

Приход незваных гостей он принял, как должное, усадил всех за стол, достал бутыль и закуску, предложил не стесняться, а сам занялся раненым. Со своего места Велга видел, как хозяин наложил на страшную рану ладони, что-то пошептал, забавно выпячивая губы, затем, словно по-волшебству, в его руках появилась длинная полоска белой ткани, которой он сноровисто перевязал Карссу голову.