Битва веков

— Это, княже, бояре Пятой Батюшков, Митька да Меркур Безобразовы, соседи наши рязанские. Ждан и Юрий братья Богдановы, Лашук Кузьмин, Ноган Разгилеев из Твери, но бояре верные и храбрые, Шибанко Саткин калужский будет, Гришка Скуратов кличкой Малюта из Коломны. С ними мы здесь сдружились, с чистой душой тебе в слуги присоветовать могу. Люди наши, царю всеми помыслами преданы.

Остальные лица смешались перед Зверевым в общую улыбчивую картинку, хотя Малюту Скуратова он, понятно, вниманием обойти не смог. Но задержал взгляд ненадолго, хмыкнул и хлопнул по плечу:

— Уже убедился. Храбр. Ладно, сабли на татарах мерить станем. Здесь же кубками померимся.

— Да! Любо князю Сакульскому! — обрадовались гости. — Любо боярину Ивану Юрьевичу! Государю нашему любо!!!

— К столу прошу, бояре. Попотчуйтесь, чем бог послал. — Дьяк с явным облегчением перевел дух, дворня уже шастала по залу, вынося кружки и кувшны, убирая братчину и блюда, что стояли рядом.

Для новых гостей были принесены капуста, огурцы, грибы, копченые окуни. Правда, вместо своего, самоварного пива в кувшинах на столах было выставлено вино. Пусть самое простое, рейнское — но все же куда дороже простой хмельной браги.

Хотя, с другой стороны, пиво для братчины — вещь святая. А вино — это просто вино.

— За здоровье собирателя нашего, славного боярина Ивана Кошкина! — поднял полную кружку старший Басманов.

— За здоровье государя нашего, Иоанна Васильевича! — ответил встречным тостом Иван Юрьевич.

— Ох, узнает о сем государь, быть всем поротым, — тихо констатировал оказавшийся за столом неподалеку Гришка Скуратов.

— С какой стати? — не понял Андрей.

— Не любит царь пьяных, ох, не любит, — с тоской глянул в кружку Малюта. — Требует, чтобы при дворе его все трезвыми были. И на пирах даже ни капли не употребляет.

— Государь мудр, — согласно кивнул князь и опрокинул в себя кружку кислого вина. — И он совершенно прав.

— Коли так, почему пьешь, Андрей Васильевич? — весело поинтересовался Алексей Данилович Басманов. — Отчего в трезвости не пребываешь?

— Да я бы запросто, — невольно зевнул Андрей. — Но плоть слаба. Не всем же столь твердыми духом пребывать, как Иоанн.

— Княже, а правду сказывают, что ты колдовством балуешься? — полушепотом поинтересовался Малюта.

— Колдовство, колдовство, — опять зевнул Андрей, борясь с напирающим на разум хмелем. — Почему сразу колдовство? Просто знание древнее. Мудрость предков наших.

— Чародеев темных… — перекрестился кто-то из молодых бояр.

— Волхвов древних, что богов своих за землю русскую молили, — поправил его Андрей.

— Не боишься в волховании признаться, Андрей Васильевич? — уже не так весело спросил боярин Басманов.

— А чего мне бояться? Царь за меня на это в обиде не будет. Я ведь не против него колдую, а для защиты его от напастей. И пару раз в этом преуспел, от покушения и чародейства спасал. Бог христианский тоже не обижается. Я службы посещаю исправно, серебро на храмы даю, к исповеди подхожу, в грехах каюсь. Иисус милостив, он простит. Чего мне беспокоиться? Ни на земле, ни на небе я никого не предаю, не обманываю.

— Тебе, сказывают, все грядущее ведомо? — это уже проявил любопытство Федор Басманов.

— А и ведомо, что с того? — тяжело ответил Андрей. — Его ведь поправить можно, коли прознал. Гибель Иоанна юного я увидел? Исправил. Свою увидел? Исправил. Как же его проклятущее проведать, коли оно все исправляется да исправляется…

Князь Сакульский почувствовал, что голова стала уж вовсе неимоверно тяжелой, выставил локти и оперся подбородком на них. Глаза моментально закрылись помимо его воли.

— А в мое будущее заглянуть можешь? А государя? А князя нашего?

— Могу, — тихо признал Андрей. — Но не так просто все… Полороло… Зар-раза… полоть нужна. Ну, пот там, волосы, ногти, еще чего… Тогда свеча и пр-р… Пур… Ну, можно смотреть.

Язык тоже постепенно отказывался ему подчиняться. Огромным усилием воли князь Сакульский взял себя в руки и, чтобы взбодриться, выпил еще кружку холодного и кислого рейнского вина.

— Храбрый ты воин, Алексей Данилович! — похвалил он боярина Басманова. — Коли сыновья в тебя…

…Проснулся князь на широком, но коротковатом подоконнике. Чтобы на нем поместиться, Андрею пришлось скрючиться и поджать коленки. Однако под головой лежала аккуратно сложенная ферязь, у живота — шапка. Похоже, ложился сам. Вряд ли дети боярские, относя сомлевшего князя от стола, стали бы так с одеждой его стараться. Скомкали бы, сунули под ухо — и ладно. Однако как он укладывался и что делал перед этим, князь, хоть убей, не помнил.

— Надеюсь, лишнего ничего не сболтнул, — пробормотал он, усаживаясь. — Хотя, даже если и сболтнул… Дурного против царя у меня в помыслах нет, а про то, что я колдун, да еще и из будущего свалился, все равно никто не поверит.