Битва при Тюренчене

Для дня отдыха была еще одна причина: пришло ежемесячное женское недомогание. У Софьи оно длилось обычно не более двух дней, но и этого ей казалось чересчур много. Тем более, что сопровождалось оно любовными фантазиями, в обычные дни ей не свойственными, поскольку думать о мужчинах в этом плане она себе запретила. Слишком поучителен оказался ее недолгий брак с неистовым Половцевым, готовым терзать ее и ночью и днем. Ей и сейчас проходу не дают, потому что природа наделила ее яркой красотой, а предки — миллионным состоянием. Вот только ее любовные аппетиты оказались очень скромными…

Так вспоминала она годы своей юности, сидя в любимом кожаном кресле перед обширным окном на Фонтанку. Вдруг ей что-то занеможилось. Преодолевая недомогание, она потянулась к трюмо, на котором лежал пузырек с нюхательной солью, но все уже прошло. Понюхав соль для проформы (Карцев от резкого непривычного запаха съежился в ее голове), Софья Владимировна обратилась мыслями опять к Народному дому, перебирая предстоящие мероприятия и нерешенные проблемы. И когда добралась до вопросов использования театрального зала (способного преобразовываться в танцевальный), то опять уперлась в проблему постановки спектаклей. Можно было бы, разумеется, ставить готовые, «вырезав» их из репертуара того или иного городского театра (конечно, с перекупкой вдвое-втрое), но это все-таки полумера. Надо, видимо, собирать свою труппу… Вот только из кого: питерских артистов, подвизающихся на ролях 2–3 плана или взять готовый коллектив из числа гастролирующих по провинции? Да и с репертуаром для нашей аудитории надо бы определиться: спектакли из жизни высших сословий их будут только раздражать, но и пьесу Горького «На дне» ставить, пожалуй, не стоит. Что же остается: вечный живописатель купечества Островский?

«Неплохо бы подобрать общечеловеческую и поучительную пьесу: чтобы и пример подать, к чему должен стремиться человек, и не возбудить в нем опасных социальных инстинктов», — появилась вдруг свежая мысль.

«Что это еще за советчик?» — насторожилась Софья Владимировна.

«А ты уже свой внутренний голос не узнаешь?»

«Свой-то я хорошо знаю, а это что-то новое…»

«Новое, потому что ты в своем развитии вышла, наконец, на состояние рефлексии, присущей всякому интеллигентному человеку. Тут уж ничего не поделаешь, придется с этим жить дальше».

«Что за лабуда? Про рефлексию я, конечно, читала, но откопать ее в самой себе…»

«Объясню по-иному. Человек в жизни руководствуется, вроде бы, сознанием, но делает многое подсознательно: например, дышит, ощущает запахи, держит равновесие, реагирует на боль, свет, тьму, испытывает многие желания… Этот внутренний голос, что у тебя появился, выражает как раз твою подсознательную сущность, бывшую до сих пор в закрепощении. Пора выпустить ее на свободу, приравнять к голосу разума — и ты станешь сильнее, свободнее, счастливее, даже мудрее».

«Мне все равно непонятно, как уравнять подсознательное с сознательным…»

«Это на самом деле просто. Когда твой разум вторгается в сферу чувств, он попадает в область, контролируемую подсознанием. Здесь самое время обратиться к этому внутреннему голосу, и он подскажет, как поступить лучше. Вот сейчас ты сидишь и пытаешься подавить любовное желание, спонтанно в тебе зародившееся. Подавление это, скорее всего, закончится мигренью. Я же тебе говорю: твое любовное чувство естественно. Его не давить, а растить нужно. А как растить и что делать потом, я тебе покажу…»

«Растить вот это томление? Мне и так от него тошно, а тут еще растить?»

«Да, да. Но кончится все хорошо, обещаю. Ну, трусить прекращаем и идем в ванную…»

«Я была там с утра, забыл?»

«И, тем не менее, в ванную, еще раз вымыть кое что…»

«Ладно, идем».

«Накинь только пеньюар и назад, в любимое кресло. Садимся полулежа, вольно. Теперь гладим себя под пеньюаром руками, теребим соски и вспоминаем мужа»

«Этого распутника Половцева?»

«Вот и хорошо, что распутника. До чего нахальный был мужик, всегда хватал за что попало, таскал, мял, впивался жадными губами в шею, в губы, в соски, упирался дрыном в бедра, ягодицы, в лобок…»

«Ах…» — слабо простонала Софья Владимировна и вложила кисть в межножие.

«Теперь поскользи пальчиками в самый верх губок — там есть горошинка, найди ее и тереби. Только чутко, любя…»

«Ах, ах, — более внятно отреагировала Софья, — а-ах! Что это такое, я же совсем этого не хотела. А теперь не могу, не могу-у остановиться! Ох, ох, ох…»

Спустя минуту тело графини Паниной, Софьи, Сонечки задрожало в судорогах оргазма… Впрочем, она тогда такого слова и не знала.

Минуты через две она совсем успокоилась, но была все еще во власти пережитых эмоций.

«Как ты мог, голос подсознания, знать о том, что я никогда не испытывала?»

«Очень просто, подсознательно. Похоже, что люди могут на этом уровне общаться, телепатически. Вот и узнал от других, более счастливых женщин».

«Ловок ты, ничего не скажешь»