Битва при Тюренчене

«Как любит молодежь мерить жизнь в масштабах вечности: трус на всю жизнь, любовь навеки, враги до гробовой доски… А жизнь обычного человека настолько длинна, что в ней в итоге совмещаются явления казалось бы противоположные: друзья оборачиваются врагами, враги — приятелями, любящие женщины становятся к тебе равнодушны et cetera. Много еще всего будет в твоей жизни, лишь бы она была, эта жизнь. На войне же погибнуть проще, чем мухе попасть в клюв стрижа. Поэтому погибать там можно только с ощущением, что ты внес все-таки вклад в победу — даже если эта победа еще впереди».

«Я что же не способен внести в победу свой вклад?»

«Только махонький: пойдешь со всеми в атаку, проткнешь штыком японца, а второй японец убьет тебя. Для счастливого конца пусть он тебя просто ранит».

«Но я могу освоить стрельбу из пулемета. Или из пушки».

«В русской армии уже много таких умельцев. Ты там, поверь, не нужен. А вот Александр Владимирович необходим как воздух. Наладит связь беспроволочную — и наши орудия будут стрелять не в божий свет, а по конкретным целям. Засадные отряды ударят во фланг и тыл неприятелю в нужный момент. Даже мины замаскированные можно будет взрывать на пути японцев по радиосигналу».

«Тогда я тоже буду радистом. У вас ведь в наличии уже несколько радиостанций? Или за всеми ими будет сидеть только Александр?»

«До чего же ты клещ въедливый. Отдадим мы рации на днях Куропаткину — и к апрелю его офицеры их освоят. В тебе, таком красивом, нужды совсем не будет».

«А в Саше будет?»

«Саша в них каждую деталь знает и легко, при нужде, починит. Чувствуешь разницу?»

«У тебя на все ответ есть. Сердца только нет. Пойми, я должен в великое время участвовать в великом деле. Должен!»

«Господи, прости дурака и помилуй! Ну, изучай матчасть, с непременной сборкой и разборкой, с заменой тех или иных деталей — под руководством Емельянова, само собой. Времени у тебя будет 2–3 дня, потом рации заберет Куропаткин, да и Саша тронется в обратный путь. Я же побуду здесь с неделю».

К четырем часам зачет по кристаллографии был сдан, и Городецкий помчал (вместе с Карцевым) на извозчике домой. Наденька встретила его встревоженной: у Сашеньки в очередной раз пучило животик, и она в голос плакала.

«Сделайте ей маленькую тепленькую клизмочку, авось пройдет» — посоветовал многоопытный Сергей Андреевич. Когда Городецкий уговорил жену и проделал рекомендованную процедуру, ребенок сразу успокоился и уснул. Измученная и осчастливленная Надя уснула тоже, — впрочем, успев отпустить умненького мужа с визитом к тестю и теще, а проще говоря, к красноярскому своему знакомцу, который и поселился-то у Плеца по протекции Городецкого.

Впрочем, Емельянова он в доме на Казанской не застал: как пояснили домашние, тот второй раз уже был в Лиговском народном доме в качестве зрителя, на спектакле, где одну из ролей играла Таня.

— Раньше десяти мы их не ждем, — посетовала Мария Ивановна. — А то и к одиннадцати явятся. Но я спокойна: с Александром Владимировичем Таню никто обидеть не посмеет. Не то что с фигляром этим, Изметьевым…

— А где он держит радиостанции? — спросил Сергей.

— Их забрал в свой кабинет Михаил Александрович. Да ты пройди к нему, по-родственному.

Михаил Александрович как раз сидел перед включенной станцией и слушал чью-то морзянку. Карцев приметил в углу второй аппарат и обратил на него внимание Городецкого.

— Михаил Александрович, давайте устроим внутриквартирную радиосвязь: я пойду со второй радиостанцией в комнату Тани, а Вы будете говорить со мной отсюда.

— Ты разве умеешь работать на рации? — спросил Плец.

— Конечно, мне Александр Владимирович в сентябре показывал, как это делать — на первом прототипе.

— Тогда покажи мне что да как — а то я только включать ее научился…

Когда раскрасневшиеся с мороза театралы вошли в гостиную, то увидели ужасную, на первый взгляд, картину: на ярко освещенном столе лежала распотрошенная радиостанция, возле которой сидели Михаил Александрович и безумец Городецкий, который (ни разу станцию при Емельянове не включавший) объяснял с дельным видом ее устройство сенатору, вставляя по ходу одни детали и отсоединяя другие! Впрочем, Александр Владимирович, выдержке которого мог бы позавидовать и удав, вскоре убедился, что комплектность станции сохранена, а объяснения и манипуляции новоявленного радиста вполне адекватны. Татьяна же Михайловна, уделив всем по взгляду и фразе, вновь обратила внимание к своему спутнику — даже и после того, как переоделась к легкому ужину.

Перед возвращением домой (около полуночи) Городецкий договорился с Александром, что завтра почти весь день будет осваивать рацию и ее устройство под его чутким руководством. Карцев же решил навестить военного министра. Таню о планах на завтра никто не спрашивал.

Глава пятая Вольноопределяющиеся

Военного министра Российской империи Карцев застал, как всегда с утра, в его собственном доме на Кленовой улице, уже в кабинете. Церемониться по принятой роли он не стал, и Алексей Николаевич вновь впал в полуобморочное состояние.