Битва полов

Она наблюдает за мной с пристальным вниманием. Я натягиваю отработанную улыбку и скольжу руками под столом как можно незаметнее, чтобы привести себя в порядок. Мой член так сильно упирается в брюки, что приходится резко выдохнуть.

Эмити ухмыляется.

— Все хорошо?

Она откидывается на спинку кресла, скрестив ноги перед собой. Я вспоминаю полоску вишнево-красной ткани, которая раньше была у нее между ног, и прикусываю язык, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.

— Ага. Немного… напряжен, — съеживаюсь, сдвигая член немного вправо. — Как ты?

— Прекрати это дерьмо, Карвер. Тебе наплевать, как я.

— Это не так.

— Неужели? — промолвила она.

Она делает глубокий вдох, ее ресницы касаются щек. Хоть убейте, не могу вспомнить, зачем вообще организовал эту встречу. Все, о чем могу думать — это представлять, как пахнет ложбинка на ее шее, как ощущается ее кожа на моей… какой горячей была бы ее киска, если бы я погрузился в нее.

— Нам нужно кое-что прояснить, — говорит она мне.

Моя первая мысль — упрекнуть, перевести разговор. Но поскольку все еще не мог понять, зачем она нужна здесь, она может заполнить пробелы. Это поможет выиграть время, если не больше.

— Во-первых, я не буду перед тобой отчитываться, — сообщает она мне. — Больше не будет внезапных встреч и писем, рассылаемых по почте компании. Если захочешь увидеться со мной, хотя не могу понять, зачем тебе это, то можешь договориться об этом с моей секретаршей, и я встречусь с тобой в удобное для меня время.

— Обещаешь? — говорю я, приподнимая уголок рта.

Ее губы сжимаются.

— Я не должна была этого говорить, но, видимо, должна: никакого секса между нами не будет.

Ухмылка только усугубит ситуацию, но я обнаружил, что своевременная кривая ухмылка — самый эффективный способ вывести женщин из равновесия. Понятия не имею, почему это работает, но не я устанавливаю правила. Итак… я ухмыляюсь.

— Тебе не нравится эта терминология?

Она наклоняется вперед, ее грудь почти упирается в колени.

— Мне не нравится эта терминология, как и твое отношение.

— Как и мне твое в данную секунду. — Откидываясь на спинку кресла, закидываю ноги на угол стола. — Если мы собираемся сотрудничать друг с другом, по крайней мере, на данный момент, думаю, было бы лучше, если бы мы выяснили, как делать это с меньшим… презрением.

— Согласна.

В ее облике происходит небольшой, едва заметный сдвиг. На мгновение напряженность в ее чертах исчезает, и я вижу девушку, которую когда-то знал.

Я возвращаюсь в то время, когда мы зимой потягивали какао у камина в ее гостиной, пока наши родители играли в карты, а летом плескались в бассейне за нашим домом. Помню маленькую духовку, которая стояла у нее в спальне, и она готовила мне все эти маленькие пирожные и брауни. Они были отвратительны, но я бы съел их с великим удовольствием, словно они были из лучшей пекарни Нью-Йорка.

Глядя на нее сейчас, вы бы ни за что не догадались, что у нее была золотая рыбка по кличке Лип, которая разбилась насмерть и заставила ее плакать целую неделю. Она никогда не могла есть маленькие крекеры с таким же названием из-за этой чертовой рыбы. Я безжалостно дразнил ее за это, хотя сам находил это довольно милым.

Внутри начинает формироваться непонятный мандраж, и я пытаюсь стряхнуть его.

— Ты ведь понимаешь, что я сейчас самый высокопоставленный человек, не так ли?

— Это временно. — Единственное, что выдает ее беспокойство, это то, как ее пальцы сжимают и разжимают подол юбки. Большинство людей этого не заметят, но я замечаю. Она обычно делала это с молнией на своей куртке, когда мы были детьми.

Я убираю ноги со стола и сажусь прямо, лицом к ней. В ее глазах появляется настороженность, когда я смотрю на нее.

— Могу я спросить тебя кое о чем, Эмити?

— Возможно.

— Я не видел тебя больше десяти лет, но ты абсолютно уверена, что не выносишь меня. Почему?

Она с трудом сглотнула.

— Причин целая куча, Карвер, но так мало времени.

— Это лишь отговорка.

Она пожимает плечами.

— Я понимаю, твои чувства к этой компании могут быть схожи с моими. В этом есть смысл. Твоя фамилия на внешней стороне здания написана также, как и моя, — говорю я, устраиваясь поудобнее в кресле. — Неужели ты не понимаешь, что, пока ты моталась по всей Калифорнии, я здесь надрывал задницу, так что…

— Моталась по всей Калифорнии? — повторяет она, подавшись вперед. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— А ты понятия не имеешь, о чем говоришь, когда расхаживаешь здесь, ведя себя так, словно знаешь меня. Ты не знаешь меня, Эмити, не больше, чем я знаю тебя.

— Ты меня не знаешь, потому что я уже не та, какой была, когда мы вместе учились в школе, — вспыхивает она. — Ты такой же самовлюбленный…

— Тише, черт возьми, — говорю я, качая головой. — Притормози, милая.

— Милая? Тебе лучше держать себя в руках, Карвер, — бормочет она сквозь стиснутые зубы.

В ее тоне звучит предупреждение, спрятанное не так глубоко, предостережение, брошенное в мою сторону.

— Понимаю, ты хочешь верить всему, что сказал тебе твой отец, но тебя не было здесь последние несколько лет. А я был.