К счастью за монголами не надо было ехать в Монголию. Они сами сюда приехали. Выйдя под вечер из палатки, и, преодолев в сопровождении вождя бродников метров сто в сторону основного лагеря, Забубенный бесстрашно бросился под копыта скакавшей лошади, пытаясь остановить первого попавшегося на пути монгольского всадника властным движением руки. Сказав при этом по-монгольски:
— Стой, всадник. Куда скачешь?
Всадник, судя по всему, оказался не местный, и Кара-чулмуса, напугавшего его лошадь, которая встала на дыбы, в лицо еще не знал. А потому, успокоив лошадь, тут же попытался вразумить неизвестного, перехватив копье и взметнув его над головой. Еще секунда, и бессмертный степняк-вампир попрощался бы с жизнью.
К счастью, Плоскиня во время сориентировался, крикнув что-то всаднику и указав на Забубенного, трижды произнес короткую фразу, венцом которой было слово «Кара-чулмус». Всадник передумал убивать неизвестного, опустил копье и с удивлением воззрился на него. Осмотрев с ног до головы стоявшего перед ним странно одетого человека, осторожно и вопросительно пробормотал:
— Кара-чулмус?
Забубенный радостно закивал. Первый контакт с носителем языка начинал складываться.
— Кара-чулмус! — подтвердил он, кивнув головой.
Всадник еще немного помолчал, привыкая к странному собеседнику, и вдруг выпалил:
— Я багатур Бури-Боко. Скачу к стрелку Джэбеку. Везу известие. Не убивай.
Забубенный не поверил своим ушам, но все понял. Решив, что на сегодня практики хватит, он старательно проговорил по-монгольски:
— Скакать. Везти. Не буду.
Не поверив своему счастью, багатур Бури-Боко хлестнул лошадь плеткой и ускакал, скрывшись между юрт походного лагеря. А удовлетворенный первым контактом с носителем языка, Григорий отправился обратно к себе и до захода солнца вытянул из Плоскини еще добрую сотню глаголов, существительных и устойчивых идиоматических выражений. Ему понравилось говорить по-монгольски. Прогресс пошел. А на следующее утро у него неожиданно состоялся второй разговор на местном наречии.
Проснувшись от необычного шума, Забубенный присел на свей походной кровати, — набросанных на полу юрты коврах и халатах с подушками, — прислушался к тому, что творилось снаружи. Как только конский топот доброй дюжины лошадей, разбудивший его, стих, полог откинулся в сторону, и в запретную юрту Кара-чулмуса бесстрашно вступил монгольский воин. Это был сам Субурхан. Чуть позже вслед за ним вошли Тобчи и Джэбек, — верные сателлиты.
Забубенный, едва успевший вскочить, натянуть походные штаны с рубахой и принять задумчивый вид, застыл у стены. А, увидев предводителя монгольского корпуса в своей юрте, заволновался. Просто так Субурхан сам к тебе не приедет. Знать, дело появилось.
— Здравствуй, Кара-чулмус, — сказал Субурхан, остановившись посреди юрты. Затем, отыскав глазами небольшую скамеечку, служившую Забубенному табуреткой, сел. Джэбек и Тобчи сели рядом, благо скамеечек было много.
— Я приехал говорить с тобой, страшный степной вампир, так что не убивай пока, — ухмыльнувшись, заметил Субурхан. А Тобчи и Джэбек широко улыбнулись, оскалив мелкие кривые зубки, если не сказать клыки. Со стоматологами у степняков явно были проблемы.
— Милости просим, — пробормотал Забубенный на родном наречии, но, осознав, что Плоскини рядом нет, перешел на монгольский.
— Я стараться говорить по-монгольски, но мало знать слов, — выдавил он из себя, — позвать Плоскиня?
— Нет, — махнул рукой монгольский вождь, — я слышал от багатура Бури-Боко, что ты уже говоришь на моем языке. Повстречав тебя и оставшись в живых, он считает, что заново родился. Весь лагерь говорит об этом.
Забубенный мог себя похвалить: слушая Субурхана, он почти все понимал. А что не понимал, додумывал по смыслу. Вот, только говорить мог пока медленно и скудно. Поэтому говорил больше монгольский военачальник, а потенциальный Кара-чулмус больше отмалчивался и слушал. Вот и сейчас он промолчал, но не смог сдержать самодовольной улыбки. Все-таки первый контакт прошел не зря, раз слухи о нем дошли до самого Субурхана.
— Тебя хорошо кормят? — вдруг поменял тему монгол, оглядев суровым начальственным взглядом убранство юрты, остатки еды и питья на деревянном подносе, служившим Забубенному столом и передвижным баром одновременно, — Все ли у тебя есть, что нужно?
— Мерси, — ответил по-своему Григорий, озадаченный вопросами монгольского начальника, — еды хватает. Сервис по первому классу.
А потом, спохватившись, пробормотал по-монгольски:
— Еда хорошая. Вода тоже. Кара-чулмус доволен.
Субурхан кивнул, словно все это укладывалось в одну линию с его мыслями.
— Значит, ты здоров?
Григорий озадачился еще больше «с чего вдруг такая забота?», но автоматически промямлил:
— Здоров. Еда хорошая. Воздух тоже. Голова почти прошла.
Субурхан опять кивнул, видимо, соглашаясь, что степной воздух, пропитанный ароматами трав, действительно целебен. И вдруг высказался прямо:
— Хорошо, — сказал он, — Значит, ты уже готов бороться с Бури-Боко.
— Бороться? — повторил Забубенный, — я должен бороться с багатуром Бури-Боко?