Улочки становились все уже и уже. Воняло жареной рыбой, нестиранным тряпьем и продажной любовью. Назойливые женщины предлагали себя Олловейну. Шлюхи гладили эльфа по плечам и лицу, даже хватали между ног. Они ворковали прекрасному чужестранцу о незабываемых часах и ругались, словно бондари, когда мастер меча просто шел дальше, не удостаивая их даже взглядом.
Со временем Ганда стала замечать, с какой жадностью пялится здешняя публика на меч Олловейна. Украшенное драгоценными камнями оружие стоило небольшое состояние. Смотрели также и на нее.
Наконец они очутились в переулке, который через пару десятков шагов оказался перегорожен развалинами дома.
Эльф рассмеялся.
— Ты не против, если теперь поведу я? Может быть, ты разбираешься в тропах альвов, но здесь безнадежно заблудилась, не так ли?
Краем глаза Ганда заметила, как бездельники, в различных позах сидевшие на деревянных лестницах, переместились в темноту домов. Белый рыцарь опустил руку на рукоять меча.
В руинах скрипнула балка. С грохотом покатились на дорогу камни. Кто-то прижался к двери дома. За их спинами раздался звучный бас:
— Ты заблудился, чужестранец, но Птолемос видел, как ты проходил мимо, и твой товар понравился ему.
За ними стоял мужчина, массивное тело которого заполняло собой почти всю улицу. Он вытер лоб белым платком, затем спрятал его в вырез своей желтой туники. С пояса у великана свисал тяжелый кошель и… обитая железом дубинка. Удивительно мускулистые ноги были покрыты толстыми венами.
Олловейн вопросительно взглянул на Ганду. Та перевела ему слова толстяка.
— Мы не интересуемся, — вежливо произнес эльф.
— Нет, нет, нет. — Мужчина так сильно стал качать головой, что его двойной подбородок закачался из стороны в сторону. — Такой ответ я не могу принести своему господину. Я уже вижу, что ты хочешь набить цену. — Он повозился с кошельком и показал на мясистой ладони три золотые монеты. — Вот столько стоит твоя дочь. И не торгуйся со мной! Мой господин, Птолемос, — ищущий, он принадлежит к самому высокому классу священнослужителей Бальбара. Так что, видишь, я пришел по поручению бога, а с Бальбаром не торгуются, если, конечно, не хотят рассердить его и его слуг.
Толстяк прислонился к стене, пропуская двух головорезов, в руках которых сверкнули два изогнутых ножа.
— Так что тебе больше по нраву, чужестранец? Золото или сталь? Другого выбора у тебя нет, поскольку бог решил снизойти до твоей дочери. Ты ведь знаешь, он прямо сохнет по юным невестам.
Ганда снова вспомнила истории, которые рассказывал капитан о боге города. Каждый день — юная девочка, такова была цена, которую платила Искендрия за свою силу и процветание.
Олловейн понял лишь жесты вытянутой руки и обнаженные кинжалы. Слов он не понял.
— Скажи толстяку, что я не хочу никого ранить и склонен отпустить его. Кстати, я знаю, что в тени прячутся еще трое.
Лутинка решила сделать вольный перевод.
— Мой отец, палач и лучший мечник сыновей Зейнела, склонен оставить тебя в живых, если ты заберешь своих пятерых головорезов и уберешься отсюда быстрее, чем я плюну на мостовую. Иначе он свернет тебе шею, оторвет яйца и заткнет их в твой большой рот, чтобы ты задохнулся.
Толстяк смотрел на лисьехвостую широко раскрытыми глазами.
Олловейн расстегнул пряжку плаща и позволил ему упасть на землю. Жест был преисполнен грации, но в своем спокойствии мастер меча производил более угрожающее впечатление, чем обнаженные кинжалы ублюдков жирного искендрийца. Плащ будет только мешать в бою. Снял эльф и платок с лица, чтобы были видны его красивые правильные черты.
Командовавший головорезами поднял правую руку и щелкнул пальцами. Что-то темное вырвалось из тени руин. Две закутанные в черное фигуры попытались схватить эльфа и повалить на землю. Но несмотря на то, что они показались Ганде быстрыми, как хищные кошки, Олловейн без труда увернулся. Он закружился с легкостью танцора, схватил одного из нападавших за запястье и легким движением сломал ему сустав, заставив убийцу выронить кинжал из безвольных пальцев. Эльф оттолкнул от себя вопящего мужчину и пнул его напарника ногой в грудь.
Лутинка отошла немного в сторону, не отводя взгляда от сражения. Удар эльфийского кулака пришелся одному из мужчин в шею, парень, захрипев, рухнул на колени. Словно мимоходом Олловейн увернулся от удара кинжала и обнял нанесшего удар, почти как любовник девушку. Тонкие пальцы с нежностью скользнули по шее убийцы и на миг замерли за его ухом. Ганда увидела, как напряглись на миг сухожилия на руке мастера меча, а потом его противник рухнул на землю.
Воин, который получил пинок в грудь, со стоном поднялся на ноги. Обменялся испуганным взглядом со своим последним оставшимся на ногах товарищем. И оба отступили по направлению к руинам.