Битва двух империй. 1805–1812

Далее министр продолжал, с возмущением говоря о последствиях кампании 1809 г. в Галиции: «Мысль о восстановлении королевства Польского зреет в умах тех, кто населяет герцогство Варшавское. Это не тайное желание, это открыто высказываемая надежда; она провозглашается как идея крестового похода, но эта идея может получить осуществление лишь в том случае, если предположить, что удастся разъединить двух императоров»[33].

Румянцев считал, что, если Галиция будет отторгнута от Австрии, Россия должна получить не менее двух третей этой территории за свои «услуги» в ходе войны. В одном из разговоров с Коленкуром Румянцев воскликнул: «Поляки совершенно опьянели, нужно их немного отрезвить… Неужели дело идёт о восстановлении Польши? Тогда… нас атакуют в самое сердце и, в этом случае, я буду первым, кто скажет императору, что мы допустили ошибку, следуя теперешней системе. В этом нужно признаться сегодня же и пожертвовать для борьбы с этим нашим последним солдатом…»[34]

Речь Румянцева очень важна для понимания эволюции отношения русского общества к наполеоновской Франции в эту эпоху. Ещё раз подчеркнём, что неприязненность российской аристократии по отношению к Наполеону в первые годы XIX века, без сомнения, преувеличивается из-за огромного наслоения источников, созданных после войны 1812 г. Однако в результате войны 1809 г. враждебность русских элит к Франции становится всё более очевидной. Нужно отметить, что Николай Петрович Румянцев вовсе не принадлежал ни к англофилам типа Семёна Воронцова, ни к воинствующим консерваторам вроде вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Напротив, он был очень просвещённым человеком, благоволящим к французской культуре и в политическом плане стремящимся скорее к сохранению русско-французского союза. Но и этот государственный деятель отреагировал на появление польских белых орлов на границе с Российской империей как бык на красную тряпку. Из сказанного в главе 4 вполне понятно, почему для всей верхушки российской аристократии было неприемлемым восстановление Польши. Румянцев, несмотря на все свои либеральные идеи, был одним из тех, чья семья получила тысячи крепостных за счёт захвата земель бывшей Польши. Ни он, ни Салтыковы, ни Зубовы, ни Безбородко не желали терять свои доходы. Из-за польского вопроса между Россией и Францией повеяло таким холодом, что за ним уже чувствовался запах порохового дыма.

Правительство Российской империи не могло допустить восстановления Речи Посполитой, так как это поколебало бы устои крепостнического государства и отняло бы у аристократии огромные доходы. Наполеон же был отныне связан с поляками новыми узами братства по оружию. Польские солдаты, как уже говорилось, сражались с удивительным героизмом и умирали с именем Великого Наполеона на устах, надеясь на возрождение своего отечества. Причём они дрались за императора не только на берегах Вислы и Сана, но и проливали кровь на полях сражения испанской войны. Три пехотные полка герцогства Варшавского, три пехотные полка Вислинского легиона и полк Вислинских улан сражались повсюду от Сарагосы до Севильи, от Альбуэры до Валенсии, проявляя удивительную стойкость и отвагу. Даже такой прагматичный политик, как Наполеон, не мог себе позволить бросить их на растерзание австрийским властям. Он был воином и высоко ценил кровь, пролитую в совместной борьбе. Фраза Румянцева о том, что Россия сражалась в польской кампании, произнесённая в одной из бесед с Коленкуром, звучала просто издевательством.

Вполне понятно, что у русских офицеров и генералов не было никакого желания защищать поляков, и Наполеон прекрасно это осознавал. В ходе кампании в Галиции между русскими и австрийцами не произошло ни одного боя, за исключением случайной ночной стычки на аванпостах, где был убит один австриец и ранено двое. Но как после этого можно было принять предложение Александра — передать России две трети Галиции, в то время как герцогство Варшавское должно было получить только треть?!

В результате долгих переговоров мир между Австрией и Францией был подписан 14 октября 1809 г. в Шенбруннском дворце. Наполеону казалось, что этот договор представляет собой компромисс. Действительно, по этому договору только западная Галиция с Краковом присоединялась к герцогству Варшавскому (всего лишь четверть всей Галиции), а почти вся восточная Галиция (или три пятых общей площади края) оставалась за Австрией; России отходил только Тарнопольский округ с 400 тыс. жителей. Кроме того, австрийская монархия лишалась юго-западных провинций: Хорватии, Рагузы, Фиуме, Триеста, Карниоля, Горицы и части Каринтии. Браунау, Зальцбург и Иннский округ передавался Баварии.