Подойдя к Клуарану, он глянул на него сверху вниз, занеся посох, словно бы с намерением ударить его. В следующее мгновение он одумался и опустил посох.
— Ингвальд и мои сыновья пали в бою, это правда, — сказал он тихо, с невыразимой горечью. — Зато ты вернулся назад, не получив ни царапины. Да еще лишил меня последней продолжательницы моего рода. Это все твой спутник и… и дела его рук. — Последние слова он выкрикнул, как несмываемое оскорбление.
— Твоя внучка не принадлежала к твоему роду! — Теперь Клуаран не мог скрыть возмущения. — Ты сам говорил, что она не чистокровная. Ты ее совсем не ценил, называл дочерью земли… — Он умолк, чтобы не наговорить лишнего, но по-прежнему смотрел Эрлингру в глаза. Старик первый отвел взор, и это наполнило душу Клуарана торжеством.
— Да, я осуждал Ингвальда за то, что он удочерил ее, — признал Эрлингр. — Но когда не стало его, она превратилась в последнюю отраду моей жизни. — Он снова взглянул на Клуарана, и менестрель увидел в его глазах блеск слез. — Напрасно ты увез ее.
— Я ее не увозил, — тихо возразил Клуаран. — Она сама сделала этот выбор, моя воля тут ни при чем.
Взгляд Эрлингра говорил, что он никогда не сможет этому поверить. Ледяное племя напрягало слух, силясь разобрать их тихие слова, но Клуаран знал, что теперь ни в чем не сможет их убедить. Ему оставалось одно — быстрее улизнуть, если только его отпустят.
До него дошло, что в пещере раздается еще чей-то голос. Возможно ли, чтобы говорил не он, не Эрлингр, а кто-то третий? Но слух его не подвел: слово взял Ари. Он произносил слова медленно и коряво. Можно было подумать, что каждая фраза дается ему через силу.
— Да, это был ее выбор. Некоторые среди нас по сей день чтят и любят ее за это. Ради нее, Эрлингр, я пойду с Клуараном, если ты мне позволишь.
В тишине Эрлингр долго глядел на них двоих сверху вниз. Потом резко отвернулся и прошествовал к своему каменному трону, откуда снова воззрился на своих бледных соплеменников. По его сигналу — приподнятому посоху — они послушно встали, молча ожидая его приговора.
— Человек может идти! — провозгласил он, наполнив своим голосом всю пещеру. — Во имя дружбы, которая некогда связывала нас, я не подниму на него руку, не стану убийцей. Но, памятуя о его измене, я прогоняю его, отказав в любой помощи. Пускай идет восвояси. Никому не дозволено с ним говорить.
Старик в последний раз оглянулся на Клуарана.
— Ступай! — тяжко молвил он. — Путь свободен. Иди на Эйгг-Локи и там умри — в одиночестве, разве что этот дурень и впрямь намерен тебя сопровождать. Я никого не отправлю с тобой на верную гибель.
Он опустился на трон, уронил голову и закрыл глаза. Племя осталось стоять. Клуаран медленно обвел взглядом всех собравшихся, но никто не посмел поднять глаза. Тогда он отвернулся и неторопливо покинул пещеру, громко ступая в мертвой тишине. Прошло несколько секунд, и звук шагов подсказал ему, что Ари следует за ним. Долго поднимались они к выходу из пещеры, не произнося ни слова и ощущая спиной взгляды пяти сотен глаз.
Глава девятая
«Темноволосая девушка по имени Ионет принесла нам еду. Она сказала, что не принадлежит к племени Эрлингра: ее народ, люди скал и льда, был истреблен двенадцатью годами раньше, когда Локи впервые пустил в ход свой огонь. Все сгорели, кроме Ионет. Сын Эрлингра, Ингвальд, нашел девочку бредущей по пепелищу и принял в свою семью.
Потом Ионет повела меня в снега и показала горы на горизонте, с белыми вершинами, но с черными пятнами.
— Это Эйгг-Локи, — объяснила она, — там томится в цепях демон, хотя, возможно, дни его неволи сочтены.
И она прошептала так тихо, что я усомнился, верно ли разобрал ее слова:
— Я могу помочь тебе убить его».
— Пожалуйста, попробуй идти, Элспет!
Эдмунд и Кэтбар тащили девочку, у которой все время подгибались колени. Она смотрела на Эдмунда, не узнавая его. «Почему мы опоздали?» — думал тот в отчаянии. В ушах у него по-прежнему стоял резкий хруст треснувшего льда. Он окунулся в воду с головой, шаря подо льдом рукой и пытаясь поймать Элспет в кромешной тьме. Только когда подоспел Кэтбар, им удалось ее вытянуть.
Неужели они опоздали? С того момента, как они с Кэтбаром вытащили Элспет из воды, она не произнесла ни словечка, только прилипла взглядом к своей правой ладони, испускавшей слабое сияние — все, что осталось от меча. Губы у нее посинели, всю ее трясло, и одеяла, в которые они ее завернули, не могли ее согреть.