Битва чудовищ

— Чему ты еще научился? — спросила Элеонора, пораженная его искренностью и простотой. Кажется, ее ненависть к Феликсу начинала ослабевать. Уилл всегда острил и хвастался своими умениями и совершенными подвигами, но Феликс не выставлял все напоказ.

— Например, этому, — заявил Феликс.

Он глубоко вздохнул… и надул щеки почти до размеров двух водяных шариков!

С надутыми щеками Феликс был похож на лягушку или на выдающегося джазового трубача Диззи Гиллеспи[24]. Его щеки были так сильно надуты, что оттопырились уши и выпучились глаза.

— Это отвратительно, — прокомментировал Брендан, когда Феликс повернулся к нему. Остальные ребята смеялись, даже Уилл.

Феликс выдохнул, и его лицо стало прежним.

— Это для защиты. Когда противник подходит ближе, надувай щеки. Он испугается и отпрыгнет, и тогда…

Феликс вытащил меч.

— Отлично, — заметил Уилл. — Ты настоящий кладезь странностей. Когда ты бросишь участвовать в гладиаторских боях, тебе следует устроиться в цирк-шапито.

— Звучит заманчиво. Я буду показывать свою силу, а ты будешь клоуном, — парировал Феликс. — Раз уж это все, на что ты способен.

— Вот как? — вскричал Уилл, вновь поднимая кулаки, чтобы хорошенько врезать Феликсу. Элеонора встала между ними.

— Ребята, ребята, может быть, лучше займемся стеной?

Уилл вздохнул и сделал шаг назад.

— Хорошо, только вот умение тащить колесницы и надувать щеки не поможет нам пробить ее!

— Вот это поможет. — Феликс постучал себе по голове.

— Что?

— Именно это. Еще одной тренировкой перед гладиаторскими боями была стойка на голове.

— Это еще зачем? — спросила Элеонора.

— Нас заставляли стоять на руках на огромном плоском камне. Мы могли так стоять целый час. Затем, через месяц таких тренировок, мы убирали руки и стояли только на головах, пока наши надзиратели держали нас за лодыжки. Через еще один месяц таких тренировок мы уверенно стояли на головах!

— Это исключено, — воскликнул Брендан. — Ты упадешь в обморок.

— Нет, если ты постоянно двигаешь ногами, чтобы не застаивалась кровь. Это все было доказано с медицинской точки зрения.

— Да какая разница, как долго ты можешь простоять на голове? — воскликнул Уилл, но в этот самый момент Феликс сделал пару шагов назад для разбега.

Все от нее отпрыгнули. Феликс бежал к стене, опустив голову, и тут…

Бах!

Он проломил стену! Разумеется, его череп был достаточно крепким, чтобы проломить стену, раз смог выдержать все эти тренировки. Из стены торчали лишь его спина, руки и ноги.

— Я в порядке, — донесся приглушенный крик Феликса, — но что здесь делает гаммадион[25]?

Уолкеры и Уилл посмотрели друг на друга. Что?

— Этот гладиатор слишком часто бился головой о стены, — недоуменно пожал плечами Уилл.

Но Элеонора заволновалась.

— Что ты имеешь в виду, Феликс? Что за гама-ме-дон?

— Вытащите меня, и я вам его покажу!

Они схватили Феликса за ноги и тянули его наружу, пока он с грохотом не вывалился на пол в коридоре.

— Придется разломать остальную часть стены, — заявил он, отряхивая покрывавшую его пыль. — Там на полу я увидел кусочек ткани с орнаментом, который называется гаммадион. Он символизирует четыре стороны света, помню, в Греции этот знак был выгравирован на монетах.

— И что? — спросила Корделия.

— Может быть, в стенах этого дома живет какой-нибудь грек. Возможно, один из моих родственников…

Уилл закатил глаза, все обменялись удивленными взглядами, а Элеонора беззвучно произнесла: Не издевайтесь. Феликс напомнил Элеоноре Жирного Джаггера, ее друга гиганта, только гладиатор был ростом поменьше и голосом погромче. Казалось, он действительно хочет помочь. Элеонора не считала его шпионом. Пока он не говорит жуткие вещи, называя ее сестру своей женой, он действительно мог во многом им помочь. И развеселить.

Ребята начали отламывать кусочки стены вокруг проломленной дыры, штукатурка сыпалась на пол. Через несколько минут они разломали в стене дыру с человеческий рост, вместе вошли в тайный проход и осмотрелись.

— И где же эта гамма-штука? — спросила Элеонора.

Феликс показал пальцем. В тусклом свете ребята разглядели кусочек красной ткани с нашитым черно-белым символом. Элеонора взглянула и ахнула.

— Нацисты!

42

— Что? — переспросил Брендан. — При чем тут нацисты?

Элеонора опустилась на колени и двумя пальцами, словно это была дохлая мышь, подняла кусочек ткани.

— Это же нарукавная повязка нацистов! — вскричал Брендан.

— Гаммадион. — Феликс показал на знак свастики. — Он мне напоминает о родине.

— О родине? — вскричала Корделия. — Этот знак олицетворяет собой всемирное зло!

— Что ты имеешь в виду?

— Это символика нацистов, — ответил за сестру Брендан.

— Кто такие нацисты?

— Плохие парни, — встряла в разговор Элеонора. — Ну, очень и очень плохие. Невероятно плохие парни.

— Нацисты начали Вторую мировую войну, — пустился в объяснения Брендан, — и убили шесть миллионов евреев во время Холокоста.

— Шесть миллионов? — Феликс был ошеломлен. — Это же просто чудовищно. Почему я об этом ничего не слышал?

— Потому что это произойдет в будущем, — пояснила Корделия. — В двадцатом веке.

— А что это за век? Вы пришли оттуда?