Битва богов

Поначалу Ханна дичилась, еле разговаривала со мною, но скоро сделалась общительней. Как-никак, я был ее спасителем, единственным спутником в этих безлюдных и беспощадных высотах… О цели своего полета она рассказывала заученно-гладко, очевидную легенду. Вместе со своим штурманом Грюне вылетела из Ирана, видимо, с одного из тайных аэродромов, устроенных там немецкими спецслужбами. Испытывалась некая «азиатская» модификация бомбардировщика, предназначенная для сверхдальних беспосадочных перелетов, в том числе и над горными странами. Содержавшийся в легенде намек на далеко идущие юго-восточные планы Первого звучал бы правдоподобно года три назад, но не сейчас, когда Берлин хрипел в петле союзных армий… Впрочем, я не подал виду, что испытываю недоверие. Откуда бы штатской крысе-языковеду разбираться в столь высокой политике?

Ближе к вечеру, отогревшись на привале плиточным чаем, Ханна разговорилась более искренно. Она и впрямь не знала, что вдруг случилось с надежным, дотошно проверенным самолетом. Оба двигателя исправно пожирали бензин — и вдруг разом захлебнулись. Тщетно Ханна со штурманом лазали в нутро приборов, искали неисправность — с заунывным свистом «Хейнкель» наискось мчался вниз. Бросив отвертку, Грюне заскулил по-собачьи и стал вползать под сиденье… Она почувствовала, что сейчас утратит власть над собой, открыла фонарь кабины и выбросилась. Успел ли прыгнуть штурман, Ханна не знает. В такие секунды каждый сам за себя…

Я составил мнение о причинах гибели «Хейнкеля» сразу, когда увидел его обломки. Более того: такой конец перелета показался мне вероятным, едва слуха моего коснулся гул мотора над маленькой молельней…

Ханна спросила, не собираюсь ли я вернуться в столицу княжества. Я ответил, что интересуюсь наречиями племен, живущих к северу, и пока не склонен менять маршрут. Летчица для порядка изобразила озабоченность, но мне стало ясно, что нам с ней по дороге до конца.

Мы так и не успели засветло пересечь впадину между двумя перевалами, отрезанную с востока большим ледопадом. Гребень впереди уже наливался жемчужно-розовым, сползали по нему лиловые тени… Наломав сосновых веток, я снова развел костер, достал из мешка сушеное ячье мясо, лепешки, поделился всем этим с Ханной. Она уписывала за обе щеки, одновременно болтая что-то о яках в Тиргартене[29] — девчонка девчонкой… Выждав, пока Ханна насытится, я как мог деликатно объяснил ей наше положение. Ночью землю придушит жестокий мороз; как ни поддерживай огонь, к утру можно закоченеть насмерть. Поскольку на фройляйн Глюк нет ничего, кроме изодранного комбинезона, я вынужден предложить ей провести ночь в моих вполне уважительных объятиях, под материнским покровом чубы.

Надо отдать должное Ханне, она согласилась без страха и жеманства. Уже не саксонская простушка — идеал немецкой молодежи, гибкая, как кожа, и упругая, точно крупповская сталь… Я заставил осла лечь и пристроил Ханну на лучшее место, между теплым боком животного и собою.

Холод брал свое, — но все же мне было нелегко отрешиться от прелести ее горячих рук, обвивших меня, от дерзкого прикосновения груди, от чистого молодого дыхания… Шутка сказать: я ночевал, обняв мечту всего «гитлерюгенда»! Лишь силою закаленной воли усмирил я беспокойную змею Кундалини[30] и принудил себя уснуть…

Разбудили меня не то стужа, не то спасительное орденское чутье. Я лежал один у догоревшего костра, чуба моя раскрылась, а Ханна, красивым силуэтом на фоне залитого луною хребта, поднимала к моей переносице ствол «парабеллума». Бедная дурочка!.. На сей раз я просто молча поглядел в ее зрачки и сделал два-три плавных движения рукою. Ханна тут же смежила веки, уронила пистолет и послушно вернулась на мою грудь. Она вся дрожала. Мороз терзал нас злее с каждою минутой, но я не поспешил закутаться, а подобрал и спрятал ее опасную игрушку. Внушение Первого Адепта могло оказаться долгосрочным…

Глава V

Деревушка была маленькой — не более десятка двухэтажных домов с плоскими кровлями, приткнувшихся у подножия изборожденной таяньем стены ледника. Последнее человеческое жилье на моем пути… До сих пор для меня загадка — почему люди решили поселиться рядом с вечными льдами?..

Выбрав дом попросторнее с виду, я постучал в запертые ворота хлева — на первом этаже у горцев не живет никто, кроме яков и овец. Чуть погодя из входного лаза на крыше выглянула старуха в вязаной шапке, с продубленным дочерна лицом, и сварливо спросила:

— Каре ре? (В чем дело?)

— Кале пхе! (Не спеши!) — ответил я классическим тибетским приветствием, а затем пояснил, что мы паломники из Индии к святыням Севера и просим приютить нас до утра — разумеется, не бесплатно.

Народ здесь замкнут и опаслив. Должно быть, старуху подкупила моя вежливость; кроме того, я заранее достал из вьюка и держал перед собою белый подарочный шарф. Нам был спущен шест со ступеньками-перекладинами. Торопясь удрать от холода, Ханна кошкою взобралась на крышу — привыкла взбегать по трапу в кабины огромных бомбардировщиков.