Битна, под небом Сеула

Не знаю, сколько прошло времени, я будто парализованная смотрела на фигуру за окном, это было как в страшном сне, когда боишься даже вздохнуть, но потом у меня вырвался крик, я заорала во всю глотку, так громко, что чуть сама не оглохла в своей маленькой комнатке, а тот человек убежал. Что я могла сделать? Пожаловаться в полицию? Но ведь ничего не произошло, мне и заявлять-то было нечего. Какая-то фигура за окном, шумное дыхание, ощущение его взгляда. Я не могла говорить об этом даже со старьевщиком: может, у него и против этого сталкера есть средство? В последующие ночи я залепила окно газетами, приклеив их скотчем к стеклу, и даже подперла дверную ручку единственным креслом, но заснуть так и не могла. Время от времени, когда я начинала дремать, мне отчетливо слышался стук в окно, быстрые, нетерпеливые удары, и я поглубже залезала под простыню, чтобы ничего не слышать.

Потом все это происходило не только ночью. Теперь, каждый раз, когда я выбиралась из своего подвала, чтобы идти на лекции в университет или в библиотеку, меня не оставляло чувство, что за мной следят. Квартал Эль Сордидо прекрасно подходил для этого: узкие улочки, сбегавшие вниз к станции метро, темные закоулки, гаражи, дворики – все казалось мне сомнительным, повсюду виделись подозрительные фигуры. Я бежала без оглядки, поворачивала налево, направо, потом останавливалась, чтобы посмотреть в витрину аптеки, что делается позади меня. Там, прямо за мной, стояла черная фигура – высокий, крепкий мужчина с покатыми плечами в мятых брюках и серой футболке, в нахлобученной на голову вязаной шерстяной шапке, несмотря на жару. Теперь я знала его во всех подробностях, хотя ни разу не взглянула ему прямо в лицо. Когда прошел первый приступ паники, я решила перейти в наступление и запомнить как можно больше примет для составления словесного портрета. Чтобы определить его рост, я заметила, на какой высоте наклеена на фонарном столбе рекламная листовка, и, по-прежнему глядя на отражение в витрине, отметила, что он выше этой отметки сантиметров на десять, то есть что его рост примерно метр восемьдесят. Что касается веса, тут было сложнее. Я решила проскользнуть между сваленными на тротуаре картонными коробками и увидела, что ему за мной не пролезть и он вынужден сойти на проезжую часть. С возрастом тоже оказалось непонятно, но сталкер мог бегать, быстро ходить, и я решила, что он человек в расцвете лет, то есть очень опасен.

Почему именно я? Наверняка он давно уже меня заприметил, задолго до того, как я поняла это, когда еще только поселилась в этом проклятом районе, в этом полуподвале, сбежав из тетушкиной квартиры. Но почему он так упорно следил за мной? Чтобы сбить его со следа, я поменяла свои привычки. До сих пор я ложилась спать поздно, подолгу читала или занималась у себя в комнате с зажженным светом, просыпалась около полудня, когда день был уже в разгаре. Теперь же я стала гасить свет очень рано, чтобы он подумал, будто я уже легла, и вставала очень рано, иногда уже в шесть утра выходила из дома, ничего не ела, даже зубы не чистила, надевала ту же одежду, что была на мне накануне, не меняла белье, даже не причесывалась, хотелось выглядеть жалко, чтобы ни у кого не возникало желания заговорить со мной. Сначала мне показалось, что он понял и прекратил свои преследования. Но потом, спускаясь как-то по лестнице в метро, я обернулась и увидела его: он стоял тут, в переулке, руки в карманы, все в той же шерстяной шапке, туго натянутой на круглую голову, видно было даже, что он улыбается. От этой улыбки у меня похолодела спина, как будто по коже провели ножом.

Саломея слушает мою историю не дыша. Думаю, ей тоже страшно, может быть, она до сих пор и не задумывалась, что кто-то может преследовать на улице девушку, не пытаясь заговорить с ней, не подходя ближе, просто пугая ее ради собственного удовольствия. Я злюсь на себя за то, что рассказала ей все это, обманула ее ожидание. Зачем? Чтобы отомстить за уютный заповедный мирок, в котором она живет, несмотря на болезнь, в котором никогда нет недостатка в деньгах, где медсестры заступают на дежурство, сменяя друг друга строго по часам, мир, к которому принадлежу теперь и я, поскольку меня наняли, чтобы вести с ней беседы? А может, мне хочется наказать ее за то, что она вот такая – беззащитная и пахнет смертью?

– Простите, – говорю я ей, – мне не следовало рассказывать вам это. Я вижу, что моя история вам не нравится.

Ее щеки вдруг вспыхивают, глаза загораются.

– Нет, нет, Битна, – возражает она, – пожалуйста, продолжайте. – И добавляет: – Это ведь выдуманная история, правда? Такого на самом деле не бывает?

На секунду мне хочется сказать: «Вы что думаете, что я способна выдумать убийцу?» Но я беру себя в руки:

– Нет-нет, Саломея, конечно, это я все придумала, как и про мадемуазель Китти – кошку, что разносила послания, и про господина Чо с его голубями.