Битая карта

«Савинков так часто менял свою веру, что укрепиться в ней ему было некогда. Служил Керенскому — продал Керенского, служил Колчаку — предал Колчака, служил Врангелю — стал издеваться над Врангелем, прикрывался Булак-Балаховичем — стал изобличать Балаховича. Как мы видим, самостоятельность правой и левой руки, не говоря уж об их удивительной ловкости, развиты у него до высокой степени совершенства».

Ироничную эту характеристику Александр Иванович обнаружил на страницах изданной в Берлине книжечки некоего Атамана Искры, разочаровавшегося сообщника Савинкова. Обнаружил и, сказать по правде, был поражен беспощадной ее точностью. Атаман Искра метко подметил самое существенное в натуре своего бывшего кумира. Именно беспринципное двурушничество составляло как бы жизненное кредо Бориса Савинкова. Двурушничество в политике, в отношениях с людьми, даже в литературных его произведениях, которые он подписывал псевдонимом «В. Ропшин».

Взять хоть опубликованные за границей савинковские очерки похода Булак-Балаховича на пограничные городки и селения белорусского Полесья. Кровавый был поход, с чудовищными жестокостями и тысячами невинных жертв. Но об этом в очерках ни полслова. Зато персона автора изображена в благороднейшем свете. Состоял, дескать, «добровольцем при первом конном полку», храбро сражался против большевиков, весь поход проделал в строю. Читать все эти бесстыдные самовосхваления было как-то неловко, потому что Александр Иванович знал правду. Не в пешем строю проделал весь поход сей «доброволец», а в личном автомобиле, с любовницей, с двумя адъютантами, с личным секретарем, в сопровождении собственной кухни и сотни верховых, прикомандированных к Савинкову «для несения охранной службы».

За окнами вагона понемногу сгустились вечерние сумерки. Псковский поезд, хоть и назывался скорым, тащился не спеша и подолгу стоял на станциях. Прохлада в купе проводника сменилась духотищей, и даже раскрытое окно не помогало заснуть.

Снова припомнилась Александру Ивановичу вся эта история с пьяной ссорой варшавских собутыльников. Разве не следовало к ней присмотреться? Следовало, еще как следовало!

Ровно год назад, тоже в июле, только не столь знойном, как нынешний, Савинков вздумал созвать нелегальный съезд своей контрреволюционной организации.

Участники сборища прибывали в Варшаву по всем правилам строгой конспирации — кто в обличье мелкого уличного торговца, кто подражая манерам охочего до столичных развлечений провинциала. Ежедневно менялись пароли, каждому делегату указывалась своя явка.

Польская секретная служба, отлично осведомленная обо всех подробностях, старалась ничего не замечать. И Борис Викторович, наверно, всерьез верил, что ни единой душе не ведомо про тайную его затею.

Савинков заблуждался.

В должный срок и должным способом советская разведка получила всю необходимую информацию о варшавском сборище савинковцев. Был тут и список делегатов, и фотокопии принятых решений, и даже стенографическая запись особо доверительного и секретного совещания ближайших помощников Савинкова, на котором глава организации докладывал о своих разногласиях с украинскими националистами, и в первую очередь с гетманом Симоном Петлюрой.

Информация о варшавском сборище требовала срочного и весьма обстоятельного анализа. Поэтому коротенькая справка, полученная несколько позднее и сообщавшая, каким образом развлекались делегаты съезда, вполне могла остаться не оцененной по достоинству. Тем более что ничего особо интересного в ней не содержалось — бандитские нравы всюду одинаковы.

И все же от внимания Александра Ивановича не ускользнула странная размолвка между Колчаком и князем Святополк-Мирским. Вернее, не сама размолвка, а одна ее любопытная подробность.

По какой причине перессорились за банкетным столом двое собутыльников, в справке не говорилось. Зато было сказано, что Колчак, изрядно захмелев, обозвал Святополк-Мирского «недорезанным сиятельством», а князь будто бы крикнул в ответ, что оскорбления презренного Каина к порядочному человеку пристать не могут.

Скандал удалось замять, мордобоя за столом не было, но Колчак, как сообщалось, страшно разобиделся и ходил с жалобой на князя к самому Савинкову.

Александр Иванович заочно был знаком с обоими скандалистами, как, впрочем, и с многими другими деятелями этого бандитского логова. Такова была печальная необходимость служебной его деятельности — заниматься углубленным изучением биографий подлецов. Необходимость печальная и, вероятно, способная навести уныние на самого жизнерадостного человека. И в то же время крайне важная, крайне необходимая в интересах успешной борьбы с врагом.