Бить или не бить?

«Каждый понедельник в нашей роте происходила экзекуция: кого за дурной балл, кого за шалости или непослушание <…>. Секли целыми десятками или по восьми человек, выкликивая первую, вторую и т. д. смену, в последовательном порядке; при этом нас выстраивали попарно, и по команде нога в ногу мы шли в залу. <…>

Рекреационная зала была громадная, и посередине ее в понедельник утром стояли восемь или десять скамеек (без спинок), по количеству лиц в смене. Скамейки были покрыты байковыми одеялами; тут же стояли ушаты с горячей соленой водой, и в ней аршина в полтора розги, перевязанные пучками. Кадеты выстраивались шеренгой, их раздевали, или они раздевались, клали, или они ложились из молодечества сами на скамью; один солдат садился на ноги, другой на шею, и начиналась порка с двух сторон; у каждого из этих двух солдат были под мышкой запасы пучков, чтобы менять обившиеся розги на свежие. Розги свистели по воздуху, и Михаэль (командир роты. — И.К. ) иногда приговаривал: „Реже! Крепче!..“ Свист, стон — нельзя забыть…

Маленькие кадеты и новички изнемогали от страха и боли, мочились, марались, и их продолжали сечь, — пока не отсчитают назначенного числа ударов. Потом лежащего на скамье выносили по холодной галерее в отхожее место и обмывали. Нередко лица и платье секущих солдат были измараны и обрызганы этими вонючими нечистотами. Случалось, что высеченного выносили на скамье в лазарет. Крепкие и так называемые старые кадеты хвастались друг перед другом, что его не держали, а тот не кричал, показывали друг другу следы розог, и один у другого вынимали из тела прутики; рубашки и нижнее белье всегда были в крови — рубцы долго не заживали».

Воспоминания художника-баталиста Василия Васильевича Верещагина (1842–1904) о том же Александровском корпусе, куда его отдали в 1851 г. в восьмилетием возрасте, в целом благоприятны:

«В общем Александровский корпус оставил недурное впечатление — влияние женщин оказалось сильно: не было грубости, черствости, солдатчины, заедавших старшие корпуса, по которым мы разъехались и которые готовили не людей в широком смысле слова или даже хороших военных, а только специалистов фронта и шагистики». Однако порки детей он вспоминает с отвращением (Верещагин, 1895).

Еще жестче оценивает корпусные порядки будущий народоволец Михаил Юльевич Ашенбреннер (1842–1926):