Пятого сентября 1863 года скончалась мать Иоганны. Отношения Бисмарка с тещей никогда не были безоблачными. Однажды она в запале заявила в его присутствии своей дочери, что та поступила бы лучше, выйдя замуж за свинопаса. Бисмарк отшутился, заявив, что эта карьера всегда открыта для него[371]. Тем не менее между тещей и зятем со временем сложились отношения, основанные на взаимном уважении. Когда ее не стало, Иоганна была безутешна. «Для меня это — не меньшая потеря, — писал Бисмарк Екатерине Орловой. — Я был привязан к своей теще более тесной внутренней связью, чем обычно бывает»[372]. Здоровье самой Иоганны тоже временами оставляло желать лучшего. Она страдала от учащенного сердцебиения, бессонницы, отсутствия аппетита, обмороков. Жизнь с мужем, постоянно погруженным в высокую политику, — не самая легкая участь. Иоганна и тогда, и впоследствии посвящала все время и силы семье, не щадя собственного здоровья. Бисмарк старался уделить ей максимум времени, испрашивал дополнительные дни отпуска, но надолго удалиться от дел он был не в состоянии. Политическая борьба продолжалась и требовала максимум внимания.
Первый, самый трудный год был позади. Бисмарк пережил его на своем посту — это само по себе являлось огромным политическим успехом. Ему удалось в крайне неблагоприятных условиях избежать серьезных поражений и во внутренней, и во внешней политике. Однако избежать поражений еще не значит одержать победу, а Бисмарку была нужна именно победа. И в конце 1863 года удача наконец начала поворачиваться к нему лицом.
ЗАРЯ УСПЕХА
Шлезвиг-гольштейнская проблема была одним из долговременных «замороженных конфликтов» европейской дипломатии XIX века. Ее корни уходят в Средние века, в эпоху «составных государств», когда в руках одного монарха могло находиться несколько совершенно разных владений, никак друг с другом не связанных и не образовывавших единого целого. Но то, что было нормой во времена Ренессанса и Реформации, выглядело жутким анахронизмом в эпоху централизованных национальных государств. Не случайно глава британского правительства виконт Палмерстон шутил: «Вопрос Шлезвига-Гольштейна настолько сложен, что только три человека в Европе вообще понимали его. Одним был принц Альберт, который умер. Вторым был немецкий профессор, который сошел с ума. Я третий, и уже вовсе забыл все, что знал о нем»[373].
На самом деле все было не так сложно. Герцогства Шлезвиг и Гольштейн принадлежали королю Дании, но являлись самостоятельными государственными образованиями и непосредственно в Датское королевство не входили. Согласно старинному закону, они считались «навеки нераздельными», то есть они должны были иметь неизменный одинаковый статус. Тем не менее в 1815 году Гольштейн вошел в состав Германского союза, а Шлезвиг, где датчан было намного больше, остался за его пределами.
Угроза существовавшему в герцогствах статус-кво исходила сразу с двух сторон. Во-первых, и немецкие, и датские националисты были недовольны особым положением герцогств и хотели видеть их частью своего национального государства. Во-вторых, династический кризис в Дании ставил под вопрос легитимность личной унии — будет ли новая династия обладать в отношении Шлезвига и Гольштейна теми же правами, что и старая? В 1848 году на волне европейской революции немецкое большинство в герцогствах заявило о своей независимости. Датчане не смирились с потерей, и началась война, в которой мятежники получили поддержку со стороны германских государств; симпатии немецкого национального движения были целиком на их стороне. Однако в конфликт вмешались великие державы, в первую очередь Великобритания и Россия, не желавшие изменения сложившегося баланса. Они оказали дипломатическое давление на Франкфурт и Берлин, в результате чего герцогства остались без внешней поддержки, и к 1850 году силы, выступавшие за независимость, потерпели поражение.
Итоги и перспективы были в 1852 году зафиксированы Лондонским протоколом, подписанным всеми великими державами Европы. В соответствии с ним герцогства должны были, во-первых, оставаться связанными с датской короной личной унией даже после смены правящей династии. Во-вторых, сохранялись их автономия и нераздельность — ни одно из них не могло стать частью датского государства, в отношении обоих должны были действовать равные нормы. Чтобы еще больше стабилизировать ситуацию, в 1853 году датская корона выплатила отступное претенденту на герцогства, имевшему на них после смерти короля Фредерика VII наибольшие права — герцогу Кристиану Августу Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Аугустен-бургскому. Как это часто бывает, компромисс не устроил ни одну из сторон; конфликт оказался не разрешен, а просто заморожен до следующего кризиса.