Сессия Прусского ландтага закрылась 13 октября. Бюджет так и не был принят. Суть возникшей ситуации прекрасно обрисовал юрист Рудольф Гнейст[335], писавший: «Либо корона уступит одностороннему праву палаты на утверждение бюджета: тогда большинство в нижней палате станет абсолютным властителем государства и может в любой момент в одностороннем порядке отменить любой параграф Конституции и любой закон. Либо корона не уступит, и тогда остается выбор между параличом государства и уничтожением Конституции»[336]. Бисмарк пытался найти компромисс, вступив в конце года в переговоры с лидерами либералов относительно возможного сокращения срока службы до двух лет — однако это был, судя по всему, просто зондаж. Король никогда не позволил бы главе правительства пойти на такую уступку; не для этого он призвал Бисмарка на помощь.
Любые более активные попытки добиться компромисса с парламентом могли быть восприняты монархом как бегство с поля боя и лишить Бисмарка его единственной опоры. Он был обречен проводить жесткую линию. Теперь только серьезные внешнеполитические успехи могли бы разрешить в его пользу патовую ситуацию, сложившуюся внутри страны. Однако для их достижения требовалась благоприятная возможность, которой еще предстояло дождаться. До того момента Бисмарку нужно было продержаться на своем посту. Достичь этого помогало характерное для него сочетание стойкости и упорства с гибкостью и открытостью всему новому. Однако и этого не хватило бы без существенной доли везения, но пока с ним как раз возникли проблемы.
Стремясь укрепить свое положение, глава правительства в конце октября направился в Париж. Официально оставляющий пост посланник прощался с императором, неофициально Бисмарк хотел прозондировать почву для франко-прусского диалога. Маневр оказался в целом достаточно удачным: в ходе беседы с Наполеоном III министр-президент понял, что император рад его назначению и по-прежнему делает ставку на сотрудничество с Пруссией. Однако на положение свежеиспеченного главы правительства в собственном государстве это повлияло мало. Даже император почувствовал это и высказал опасение, что в Берлине вскоре может произойти революция. «У нас народ не строит баррикад, и революции в Пруссии делают только короли», — мгновенно отреагировал Бисмарк. При всей пророческой силе этого высказывания в тот момент оно казалось свидетельством излишней самоуверенности министра-президента, и Наполеон III отметил затем в своем кругу, что этого человека вряд ли стоит принимать всерьез[337].
Еще одной попыткой наладить диалог с либералами стало вмешательство в Кургессенский конфликт. Осенью 1862 года здесь вспыхнула очередная ссора между авторитарным курфюрстом Фридрихом Вильгельмом I и либеральным парламентом. Бисмарк потребовал от монарха соблюдать конституцию, угрожая в противном случае применить силу. Главе местных либералов он заявил, что и в Пруссии «честно стремится к компромиссу» с его единомышленниками[338]. Однако единственным непосредственным результатом этого маневра стала негативная реакция российских политиков, внимательно следивших за происходящим в Центральной Европе.
Новый, 1863 год стал временем обострения внутриполитического кризиса. Собравшийся в середине января на очередную сессию ландтаг вновь занялся вопросами бюджета. Либеральное большинство выступило с жесткой критикой правительства. В ответ Бисмарк начал горячо защищать свою «теорию пробела», одновременно заявив, что депутаты сопротивляются не правительству, а монарху: «Я отказываюсь признавать разделение короны и министерства не потому, что, как говорилось здесь с трибуны, хочу превратить авторитет короны в щит, прикрывающий правительство. Мы не нуждаемся в щите, мы стоим на почве права. Я отказываюсь признавать это разделение, потому что оно скрывает тот факт, что вы находитесь в борьбе за власть с короной, а не с министерством»[339]. Парламент, заявил глава правительства, хочет присвоить себе верховную власть, но это противоречит Конституции. «Прусская монархия еще не выполнила свою миссию, она еще не готова к тому, чтобы стать чисто декоративным украшением вашего конституционного здания, не готова превратиться в мертвую деталь в механизме парламентского правления», — воскликнул Бисмарк под громкий ропот депутатов[340]. В то же время министр-президент подчеркнул готовность к компромиссу и перечислил все шаги, сделанные в этом направлении, возлагая на своих оппонентов ответственность за продолжение кризиса.