Бисмарк

Интонации Бисмарка в письмах Герлаху становились все более жесткими. В мае 1857 года он написал серию посланий, в которых уже открыто заявлял о несогласии со своим бывшим ментором: «Ваши взгляды на внешнюю политику заслуживают упрека в игнорировании реальности, — писал Бисмарк. — Мы можем вести политику лишь с учетом той Франции, которая есть в наличии, но не исключать ее из комбинаций. […] По-моему, подчинять интересы Отечества чувству любви или ненависти к чужаку не имеет права даже король, хотя в этом он несет ответственность перед Богом, а не передо мной»[220]. «Я определяю свое отношение к иностранным правительствам, основываясь не на стагнирующей антипатии, а на их пользе или вреде для Пруссии», — продолжал прусский посланник. Главным противником монархии Гогенцоллернов в Европе является не Франция, а Австрия: «Я хочу спросить Вас, есть ли в Европе кабинет, который имеет в большей степени естественную и врожденную заинтересованность в том, чтобы Пруссия не стала сильнее, а ее влияние в Германии упало; кабинет, который преследует эту цель более активно и умело?» Прусскую внешнюю политику Бисмарк упрекал в отсутствии внятной стратегии и четкого понимания собственных интересов: «Можете ли Вы назвать мне цель, которую ставит перед собой наша политика, или хотя бы план на несколько месяцев вперед? Знает ли кто-нибудь, чего он хочет? Знает ли это кто-нибудь в Берлине и верите ли Вы в то, что у руководителей других больших государств также отсутствуют позитивные цели и идеи? Мы — самые добродушные, безопасные политики, и все же в нас никто не верит, нас считают ненадежными товарищами и неопасными противниками»[221]. Это ставит страну в крайне опасное положение: «Пассивную безыдейность, которая счастлива тому, что ее оставляют в покое, мы не можем позволить себе в центре Европы. […] Мы станем наковальней, если не сделаем ничего ради того, чтобы стать молотом»[222].

Эта переписка, по всей видимости, окончательно убедила лидеров камарильи, что их протеже вышел из-под контроля. Беспринципный авантюризм, предательство общенемецких интересов, карьеризм — вот далеко не полный перечень грехов, в которых упрекали прусского посланника. «Бисмарк постоянно использует и злоупотребляет своими соратниками, — писал в эти дни один из видных консервативных деятелей граф Альберт фон Пурталес. — Они для него почтовые лошади, на которых он едет до следующей станции»[223]. Упрек, который трудно признать совершенно необоснованным: отношение Бисмарка к своим сподвижникам как к инструментам для достижения целей отмечали впоследствии многие.

А во Франкфурте-на-Майне прусский посланник продолжал гнуть свою линию. Его оппонентом весной 1855 года стал граф Иоганн Бернгард фон Рехберг унд Ротенлёвен[224], шваб по происхождению. Маленький человек в очках и с аккуратной прической, Рехберг был профессиональным дипломатом, отличавшимся, однако, достаточно бурным темпераментом. Уже вскоре после своего прибытия он вызвал Бисмарка на дуэль. Хотя последняя по инициативе австрийского посланника и не состоялась, отношения остались весьма напряженными. Прусский посланник продолжал свои «чудачества», раздражая австрийцев и выставляя на посмешище Германский союз. К примеру, когда Рехберг решил отправить на заслуженный отдых двух пожилых чиновников, Бисмарк употребил массу усилий для того, чтобы доказать, что оба они большую часть жизни находились на австрийской службе, а значит, пенсию им должна платить именно Австрия. В июне 1857 года дело дошло до прямого ультиматума: прусский посланник, не имея на то никаких полномочий из Берлина, заявил своему австрийскому коллеге, что если тот и дальше будет проводить антипрусскую линию в Бундестаге, то это приведет к конфронтации. В частности, заявлял Бисмарк, в случае войны Пруссия не придет на помощь монархии Габсбургов. Чтобы усилить моральное давление на Рехберга, он часто показывался на людях с послами Франции, России и Сардинии, у каждой из которых были свои счеты к Австрии.