Бисмарк

В конце 1853 года Бисмарк писал Леопольду фон Герлаху: Австрия стремится «к гегемонии в Германском союзе; мы стоим у нее на пути, и мы можем сколько угодно пытаться прижаться к стенке, но Пруссия с ее 17-миллионным населением остается слишком толстой для того, чтобы оставить Австрии столько пространства, сколько она хочет. У нашей политики по чисто географическим причинам нет иного пространства, кроме Германии, а именно его Австрия стремится использовать в своих целях; для обеих здесь нет места. […] Мы конкурируем за воздух, которым дышим, один должен уступить или быть вытесненным, до того момента мы останемся противниками. Я считаю это непреложным фактом, каким бы неприятным он ни выглядел». На популярные сентенции по поводу общенемецких интересов не следует обращать внимание: «Мы не должны попасть в сети своих или чужих фраз о «германской политике», они работают только против нас и никогда в нашу пользу, мы должны проводить специфически прусскую политику»[210]. «Австрия использует Германский союз как средство нейтрализовать наше влияние в Германии, — убеждал Бисмарк Герлаха в другом письме. — Он служит не нашим, а австрийским целям, и каждую попытку Пруссии воспротивиться этому фарисейски называют предательством немецкого дела. […] Мы постоянно совершаем ошибку глупого юнца, которого превосходящий его в высокомерии и хитрости компаньон способен убедить, что он поступит неправильно, если не пожертвует собой ради него»[211].

К этому моменту в Европе, однако, настали новые времена. Между Россией и Османской империей вспыхнула война, в которую весной 1854 года на стороне турок вступили Англия и Франция. Конфликт грозил перерасти в общеевропейский. Вопреки ожиданиям Николая I Австрия тоже не осталась в стороне, фактически встав на сторону Западных держав. В начале июня венское правительство предъявило России ультиматум, потребовав вывести войска из Дунайских княжеств, а затем стало сосредоточивать группировку на российской границе.

Пруссия оказалась между молотом и наковальней. Со времен победы над Наполеоном ключевым принципом берлинской политики была опора на хорошие отношения с обеими могущественными соседками — Россией и Австрией. Теперь предстояло сделать выбор, причем в условиях сильного дипломатического давления с обеих сторон. Австрийцам удалось добиться от Пруссии заключения 20 апреля 1854 года договора, который гарантировал территориальную целостность обоих партнеров. Однако предпринимать какие-либо дальнейшие шаги против России в Берлине наотрез отказывались.

Политическая элита Пруссии разделилась на несколько лагерей. Камарилья во главе с Герлахами выступала с пророссийских позиций. Империя Романовых являлась в их глазах оплотом консервативных сил Европы, ее крушение — победой революции. Играли свою роль и междинастические связи: император Николай I был женат на сестре короля Фридриха Вильгельма IV принцессе Шарлотте (в православии Александре Федоровне). «Шпрейские казаки», как их насмешливо называли оппоненты, не выступали за разрыв с Австрией, но считали необходимым занять дружественную по отношению к Петербургу позицию. Роль их противников играл кружок, сформировавшийся вокруг младшего брата короля и наследника престола — принца Вильгельма Прусского. Бывший «картечный принц», назначенный военным губернатором Рейнской провинции и Вестфалии, превратился теперь в надежду умеренных либералов. Сложившаяся вокруг него «партия Еженедельника»[212] во главе с графом Робертом фон дер Гольцем и Морицем Августом фон Бетман-Гольвегом выступала за сотрудничество с Англией и отстаивала антироссийский курс во внешней политике.

Наконец, в качестве третьей силы выступал кабинет Мантейфеля. Глава правительства резонно полагал, что ни победа, ни поражение России не соответствуют интересам Берлина. Поддержав любую сторону, можно запросто оказаться между молотом и наковальней, что было явно нежелательно. Поэтому лучше всего соблюдать гибкий нейтралитет, не связывая себя ни с одной из сторон конфликта.

А что же король? Он постоянно колебался. Николай I с презрительной иронией заявлял, что его шурин каждый вечер ложится спасть русским и каждое утро просыпается англичанином. Австрийский посланник в Берлине писал в эти дни о Фридрихе Вильгельме IV: «Мы снова и снова видим, что он бессилен и духовно, и физически. Стоит ему принять какое-либо решение, как он тут же делает шаг навстречу противоположной стороне, который аннулирует или по меньшей мере ослабляет эффект предыдущего действия»[213]. В итоге внешнеполитический курс Пруссии выглядел даже не как лавирование, а как хаотичные метания между различными лагерями.