Классическое описание дальнейших событий принадлежит, естественно, перу самого канцлера. В его доме ужинали Мольтке и Роон; настроение и у хозяина, и у гостей было подавленное. Генералы язвительно намекали канцлеру на то, что он сможет легко избежать позора, подав в отставку, а им этого не позволит сделать присяга. Принесли депешу из Эмса; взглянув на ее текст, Бисмарк задал Мольтке вопрос о степени готовности прусской армии к войне. Шеф Генерального штаба ответил, что чем быстрее произойдет столкновение, тем лучше. Тогда канцлер в присутствии гостей вычеркнул из телеграммы несколько слов, так что она приобрела более агрессивное звучание: теперь дело выглядело так, словно прусский король в грубой форме отказался дальше общаться с французским послом. Отредактированный текст был зачитан обоим генералам, которые тут же пришли в хорошее настроение. В таком виде телеграмму передали для публикации в прессе, и французское правительство ожидаемо ответило на пощечину объявлением войны[495].
Поклонники Бисмарка считали «Эмскую депешу» гениальным ходом великого политика, позволившим превратить поражение в победу; его противники рассматривали произведенную «фальсификацию» как коварный маневр, заставивший французское правительство броситься с головой в омут войны. Однако современные исследования показывают, что значение пресловутой телеграммы сильно преувеличено, а «железный канцлер» в своих мемуарах намеренно драматизировал ситуацию. С «Эмской депешей» или без нее, война была к тому моменту уже практически решенным делом. Тем не менее опубликованная в газетах телеграмма сыграла свою роль в мобилизации общественного мнения по обе стороны границы. 15 июля шеф французского Кабинета министров Эмиль Оливье просил у Законодательного корпуса согласовать военные кредиты; большинство депутатов поддержало правительство, а на улицах Парижа ликующие толпы радовались предстоящей войне. В тот же день и во Франции, и в Северогерманском союзе началась мобилизация. 19 июля Франция объявила войну Пруссии.
Наполеон III предстал перед всей Европой в роли агрессора, стремящегося к гегемонии на континенте. Бисмарк постарался еще больше усилить это впечатление, передав для публикации в лондонскую «Таймс» проект Бенедетти четырехлетней давности, в котором французы озвучили свои претензии на Бельгию. У правящих элит южногерманских государств в сложившейся ситуации не оставалось иного выбора, кроме как примкнуть к Пруссии. Россия и Великобритания сохраняли дружественный нейтралитет; Австрия воздержалась от каких-либо действий. В отличие от 1866 года, Бисмарку на сей раз удалось начать войну практически в идеальных условиях.
Союзный канцлер отправился на фронт в составе Главной квартиры. Вечером 31 июля он, надев кирасирскую униформу, выехал из Берлина. В шести железнодорожных эшелонах разместились политики, придворные, чиновники — всего около тысячи человек. Вместе с канцлером на фронт отправился весьма ограниченный штат его сотрудников — «мобильное ведомство иностранных дел». Даже находясь на театре военных действий, глава правительства должен был крепко держать в своих руках все нити управления. Связь с Берлином осуществлялась по телеграфу. Большое значение уделялось работе с прессой — несколько сотрудников Бисмарка во главе с Морицем Бушем ежедневно писали статьи для германских газет, в которых отражалась официальная точка зрения.
На начальном этапе кампании военные действия развивались стремительно и успешно[496]. Германские армии и численно, и в качественном отношении превосходили противника. Первые боевые столкновения произошли в начале августа, а в середине месяца одно за другим состоялось три крупных сражения в районе Меца. Оба сына канцлера, Герберт и Вильгельм, служили в 1-м гвардейском драгунском полку; в те времена дети высокопоставленных чиновников еще рисковали жизнью на поле боя. Поздним вечером 16 августа, после окончания кровопролитной битвы при Марс-ла-Тур, Бисмарк получил известие о том, что старший сын пал смертью храбрых, а младший тяжело ранен. Он немедленно вскочил в седло и отправился на поле боя, но лишь с рассветом смог найти своих сыновей.
Бисмарку невероятно повезло: оба его сына участвовали в самоубийственной кавалерийской атаке на французскую пехоту, произведенную с целью прикрыть отход остатков прусской бригады. Герберт был ранен в бедро — достаточно серьезно, но жизнь его находилась вне опасности, — а на Вильгельме вообще не было ни царапины. О том, что дети живы, Бисмарк поспешил написать Иоганне, здоровье которой по-прежнему оставляло желать лучшего. Теперь его занимали мысли о том, получат ли сыновья награды. Если Герберт не будет удостоен ордена, заявлял Бисмарк, сам он никогда больше не наденет свои. В конечном счете старший сын получил Железный крест 1-го класса, младший — 2-го.