Бисерная игла

Главные действующие лица все сплошь принадлежали либо к политической, либо к экономической элите, что, в сущности, не делало между ними большой разницы. Однако, что такое для целого мира потеря десятки-другой исполнителей? Пшик. Государственные машины и так готовили их бренные человеческие тела к переработке в прах забвения, а, в виду произошедшего, они хотя бы остались известными в веках. «Вонючая сотня», – так таблоиды ласково любили называть этих искалеченных людей.

Почему общество не возопило? Почему вокруг этого события, напротив, был сформирован веселый образ лихой средневековой ярмарки? Мужчина много размышлял об этом, хотя ответ был прост: Архимед возродил традицию любимого народного развлечения – показательную казнь. Все участники адской мессы были людьми аморальными: преступниками, убийцами, педофилами, маргиналами с состояниями, работотрговцами, просирающими жизнь в камере из разноцветных блесток и многозначительных рож. Проза жизни. Папки с доскональным содержанием их существования давно были положены на стол правящих верхушек по ту и эту стороны океана – об этом мужчина узнал от своего начальника. Одновременно с этим Архимед воплотил любимый народный образ и показал теплой волатильной толпе свой сапог, под которым общественным массам было очень тепло. Остальные просто ломались, не выдерживая натиск.

Сказать, что легкое безумие охватило человечество – не сказать ничего. За несколько месяцев на планете свергли парочку малых режимов в странах, на которые цивилизованному миру было наплевать, в более просвещенных державах собрали организации сочувствующих Архимеду, у которых нередко случались столкновения с правоохранительными органами, а особые энтузиасты удалялись во власть спорных территорий тропических джунглей или раскаленных пустынь, объявляя их государствами. Среди названий чаще всего побеждал вариант «Новая Архимедия». Наконец, мир с головой захлестнуло разудалое ощущение, сносящее голову лучше любого алкоголя, – пьянящее чувство базарной справедливости.

Высокие кабинеты отреагировали на общее помешательство звенящим в тишине напряжением. Проблема, очевидно, была не в потере нескольких паршивых административных овец, а в международности прецедента, в том, с какой легкостью из полярных друг другу систем были изъяты в таком количестве столь разнородные элементы. Тайный экстренный конгресс сошелся только в одном: операция готовилась, скорее всего, не один год. На этом кладезь экспертных выводов иссяк, в отличие от желания действовать. По горячим следам международное сообщество собрало новую межгосударственную кормушку, которая должна была заниматься «подозрительной сетевой и наружной активностью международного характера». Что, в сущности, стояло за этой фразой, сказать было положительно невозможно.

Архимед не оставлял следов. Глупо ожидать от человека с такими размахами подобных оплошностей. Поиски оставались бесплодными: стоило только расставить все по своим местам, и стройная картина преступления ломалась, ведомая внутренним деструктивным порывом. Оставалось непонятным, сколько посредников у него было, и чем они занимались, с помощью каких каналов он собирал информацию, которая потом легла на столы руководящих людей, и совершенно неочевидным было, с какой степенью проникновения в корневые структуры ведомство имеет дело.

Мужчину в сложившейся ситуации радовало то, что аналитический отдел органов, к которым он сам имел отношение, сохранял хладнокровие. Это означало, что происходящее укладывалось в какие-то модели. В самые дикие, невероятные, разработанные с вопиющими допущениями, но все-таки укладывалось. Со временем, становилось все очевиднее, что задачу доверят ему. Так совпало, что мужчина стал идеальным кандидатом по возрасту, компетентности и, самое важное, инициативности.  Инструкция в таких случаях всегда с одинаковой прямотой высказывалась о векторе приложении усилий: «при невозможности взять живым – ликвидировать».

Начало было положено, когда в условленной камере хранения он нашел паспорт и ключи. Шумящие мимо него посетители вокзала не обратили никакого внимания на фигуру, которая в ближайшие годы могла (и это он осознавал без ложного бахвальства) определить их судьбу. Под знакомой темно-терракотовой обложкой документа, удостоверяющего личность, спрятался гражданин Российской Федерации Григорий Рукоумов. С тех пор он ходил под этим именем.

–

Григорий очнулся, когда холод опустил свои ладони на его руки. В глубине хвойного лесного моря пели соловьи. С неба доносились холодные голоса звезд. Их чистое синее сияние иголочками проникало в сердце, отчего то, вместе с кожей, покрывалось мурашками. Они пели на непостижимом человеку языке, однако нельзя было не признать красоту, заключенную в этих неправильных мелодиях. Возможно, и Архимед прилетел на Землю с одной из таких звезд, и вся его деятельность была не более, чем песней. Грустной и непонятой песней о жизни – оттого она представлялось такой разрушительно-трагичной.