Биотеррор

Но беженцы радуются всем, кто бы ни приехал. Благотворителям, журналистам, кинозвездам — любому свидетельству, что о них не забыли. Там, в большом мире.

— Но это всего лишь иллюзия.

Джаспер утирает лицо грязным шейным платком. Поднимает на Гатангу взгляд красных, опухших от постоянного недосыпа глаз. Англичанин тяжело переносит ночной холод, из-за кашля почти не может спать. Впрочем, как и остальные несколько сот тысяч беженцев.

— Что?

— Это иллюзия. Когда сюда приезжает какая-нибудь «Мисс Мира» и трясет сиськами перед камерами, мы надеемся, что весь мир соберется у телеэкранов посмотреть на ее вымя. И, заодно, увидит нас, подыхающих в этом аду. И, ужаснется, потребует что-нибудь сделать. Но на самом деле они будут смотреть только на сиськи и только их запомнят. А мы так и будем подыхать в аду, потому что мы просто еще один фон для ее сисек.

— Мать твою, Гатанга, какого хрена ты такой умный? — Джаспер смеется, срывается на кашель и долго перхает, сплевывая розовую слюну. — Это я должен быть самым умным из нас двоих.

— Почему?

— Потому что я белый журналист из Лондона, а ты — негритос из страны, которую с лупой на карте не найдешь.

— Я, чтоб ты знал, доктор наук. Я уже заканчивал Гарвард, когда ты протирал свою белую задницу в младшей школе.

— И в итоге мы оба спим в дерьме верблюдов, а скоро сами станем таким же дерьмом.

— Ты им всегда и был. — Гатанга умолкает, глядя на сгусток крови, стекающий по подбородку Джаспера. Говорит уже другим тоном. — Слушай, ты хреново выглядишь. Свяжись с консульством, пусть заберут тебя отсюда.

Журналист перехватывает его взгляд, утирает подбородок и некоторое время разглядывает следы крови на платке. Хмыкает.

— Вот дерьмо… Нет, Гатанга, я не упущу свой шанс из-за какой-то фигни. У меня еще есть время заработать Пулитцеровскую премию.

— Мне-то не ври.

Гатанга отворачивается. Чертов Джаспер.

Сначала он ненавидел англичанина, как и прочих «гостей», заявлявшихся в лагерь беженцев чтобы урвать свой кусок популярности, спекулируя на их страданиях. Но Джаспер, в отличие от остальных, не уехал на следующий день. Он не уехал и через неделю. Он жил с ними уже несколько месяцев, и не просто жил с ними, он жил их жизнью, делил последний кусок хлеба и глоток воды. Помогал с антибиотиками. И писал. Гатанга читал пару его репортажей, написанных простым языком, беспощадных, как скальпель хирурга. Вряд ли у Джаспера много читателей. Люди не любят такое читать. Не видать ему премии.

— О, а вот и цирк приехал!

Гатанга встал, помог подняться Джасперу.

Через лагерь двигалась толпа пестрых чистеньких журналистов и журналисток из пресс-центра. Они обстреливали очередями вопросов троих мужчин в строгих костюмах с одинаковыми маленькими значками на лацканах. Вот они — представители МКК. Гатанга без особого интереса прислушался.

— Прилагаем все усилия… все что можем… ужасная трагедия…

Все как всегда.

— Следует вас понимать так, что предъявлять ультиматум лидерам Исламского Союза цивилизованные страны отказываются?

Гатанга вздрогнул. Когда он только успел? Ведь только что сидел рядом! Журналисты расступились. Нет, не из уважения или восхищения наглецом, посмевшим задать неполиткорректный вопрос. Просто Джаспер мылся последний раз еще в Лондоне.

— Мы… Простите, а с кем имею честь? — презрительно скривился руководитель комиссии.

— Джаспер Мак-Милан, независимые СМИ. Так что вы можете ответить? Вы собираетесь спасать этих людей? Или будете ждать, пока они передохнут, и проблема решиться сама собой?

— Господин Мак-Милан, вы же должны понимать, что ООН старается избежать насилия.

— То есть, они боятся стукнуть кулаком по столу? Конечно, никому не нужна война с исламистами из-за кучки оборванных беженцев.

Гатанга вернулся к палатке и прилег, закрыв глаза. Все бесполезно. И то, что Джаспер делает — тоже.

А вечером по лагерю разнесся страшный слух. Благотворительная помощь, на которую здесь чуть ли не молились, была украдена. Склады оказались пусты. Рассказывали какие-то нелепые байки о крысах, но даже самые легковерные из беженцев им не верили. Перед глазами у всех стояли утренние чистенькие гладкие чиновники в дорогих костюмах. Лагерь поднялся разом, словно по команде. Гатанга, Джаспер и еще несколько наиболее вменяемых людей пытались взывать к голосу разума, но беженцы уже перестали быть отдельными людьми. Это была толпа, объединенная пониманием, что их бросили тут умирать. Что надежды на помощь извне больше нет.

Блокпост вооруженных сил Исламского Союза был всего в паре километрах южнее лагеря. Вооруженная дубинками и ножами толпа захватила его без единого выстрела. Растерявшиеся солдаты попытались бежать, но их поймали и повесили на воротах.

Воодушевленная «победой», толпа двинулась в сторону границы.