Биоген

– Вранье только усугубляет твою вину! – настаивает на своем доктор.

– Но я не вру! Откуда у меня конфета, если ко мне мама уже три недели не приезжала?

Адрияга анализирует полученную от ребенка информацию и, бросив карамельку в ведро, заканчивает спор:

– Значит, следи за постелью внимательнее, чтобы тебе никто ничего не подкладывал. – После этого она поворачивается к Витьку: – Витя, в твоем матрасе лежали самодельные карты.

Пауза.

– Ты знаешь, что азартные игры у нас запрещены?

– Да, знаю…

– С кем ты играл в карты?

– Ни с кем. Просто нарисовал… Порисовать захотелось…

Пауза.

– В следующий раз, когда захочется рисовать, рисуй географические карты. Это более полезно для твоего недоразвитого мозга!

Опустив голову, Витек молчит.

– Это еще не все! В вашей палате я нашла женскую фотографию… – Алевтина Адрияговна обращается ко всем сразу, демонстративно обводя детей взглядом. Мы молчим. Она опять поворачивается к Вите.

– Никаких женских фотографий здесь быть не должно!

Врачиха достает из кармана халата фото. С черно-белого снимка нам улыбается Аксана.

– Кто-нибудь знает эту девочку? – интересуется врач.

Я шепчу Лешке:

– Это же Аксана.

Лешка цыкает на меня:

– Тихо, ты!

Витька удивленно смотрит на фотку. Врачиха повторяет вопрос:

– Ну? Что молчим? Кто-нибудь узнает эту девицу?!

Тишина.

– Это пациентка из корпуса девочек. Аксана Сапега, которую сегодня выписали домой…

Пауза.

Адрияга обращается к Вите:

– Кажется, это твоя подружка, Витя?

Витек, наблюдавший все это время за рукой выступающей, кивает:

– Моя.

Врачиха улыбается:

– Значит, и фотография твоя?

– Моя.

– Так вот!.. Ее сегодня выписали там, а мы теперь выпишем ее здесь!

С этими словами она демонстративно начинает рвать фотографию на части, растягивая это удовольствие как можно дольше. Исподлобья Витек следит за движениями пальцев Алевтины Адриановны. Разорвав портрет на мелкие кусочки, она бросает его в мусорное ведро. Обрывки летят, как опавшие листья клена, в разные стороны, и пара клочков падает мимо ведра.

Врачиха возвращается к Вите:

– А зачем тебе нужна была фотография Аксаны Сапеги? Витек не отвечает:

– Молчишь? Не хочешь говорить – зачем?.. Тогда я скажу!

Многозначительная пауза.

Дальше она говорит нарочито внятно, с большими пробелами и ярко выраженной артикуляцией, но одним словом:

– Что-бы-за-ни-мать-ся-по-но-чам-о-на-низ-мом!

Витек приподнимается над кроватью. В дверях появляется Степаныч, и мальчик садится на место.

Врачиха не успокаивается:

– Ну, что, Витя, я права? Она тебе нужна была для занятий онанизмом?.. Может быть, ты еще кого-то приучил здесь к этому развлечению?

Лицо Витьки вытягивается и становится пунцовым. Осипшим голосом он шепчет:

– Можно мне забрать остатки фотографии?

– Что-что?.. Говори громче, Витя!

– Можно мне забрать остатки фотографии, Алевтина Адриановна?

– Ах, фотографию забрать… Конечно, можно!.. Но только после того, как тебя отсюда выпишут! – заканчивает врач, не довольная проделанной работой.

– Маргарита Юрьевна! – зовет она медсестру, которая тут же входит в палату. – Выбросьте, пожалуйста, содержимое ведра в мусорный бак!

Витек опять встает с постели.

– А что это ты, Витя, встал? Разве ты забыл, что подниматься можно, только когда это предлагаю сделать я? – изображает удивление врач.

Уставившись на врачиху полными ненависти глазами, Витек не двигается. Алевтина Адриановна ждет развязки. Помедлив, Витек снова опускается на кровать.

– Вопросы у кого-то есть?

Молчание.

– Может быть, есть какие-то просьбы?

Молчание.

– Жалобы?

Молчание.

Обращается ко мне:

– Давид, ты не забыл, что завтра к тебе приезжает мама?

– Нет.

– Я могу рассчитывать на твое хорошее поведение?

– Да.

– Вот и славно!

Все уходят.

Витек вскакивает и, как загнанный в клетку зверь, начинает метаться по палате.

– Сука! Сука! Сука! – повторяет он сквозь зубы, стуча кулаком по спинкам кроватей.

Почесав голову, Леха предупреждает друга:

– Теперь они станут тебя пасти.

– Знаю!

– Завтра тридцать первое июня. Приедет мать Давида. Адрияга обязательно будет здесь. А в воскресенье она отдыхает. Подожди до воскресенья, тогда и сбежишь. Только если не получится, я тебе не завидую.

– Посмотрим.

Слышен голос медсестры:

– Дети, приготовиться ко сну!

Все ложатся в кровати. Вошедшая медсестра тушит свет, оставляя дежурное освещение.

– Никаких разговоров, – объявляет она перед уходом.

Наступает тишина. Какое-то время дети вздыхают и ворочаются. Но постепенно все засыпают. Не спит только Витек. Пытаясь подобрать удобную позу, он крутится с бока на бок и что-то шепчет. Но вот и он погружается в царство Гипноса, или это мне только кажется, потому что на самом деле в царстве оказываюсь я…

Гипнос сидит на резном мраморном троне, из-под которого вытекает река забвения, и беседует с Морфеем[517], отчитывая того за какие-то промашки: