Биоген

– Тебя первый же прохожий вернул бы назад. – Витек треплет Лехину голову. – Думать нужно, прежде чем что-то делать. Дууумать!

Молчим.

Витек продолжает:

– Меня первый раз когда сюда положили, я тоже решил бежать. Познакомился здесь с одним пацаном. Все звали его Юрок-шнурок. Высокий был – выше меня. Но худющий – страсть! Шнурок был на год младше. Ему тогда двенадцать исполнилось, а он уже три раза убегал из больнички. Адрияга ему сказала, что, если еще раз убежит, она его положит в область. Оттуда не убежишь – далеко. Да и вообще… Так вот, Шнурок рассказал мне, где здесь в заборе есть дырки. Я говорю про общий забор, которым огорожена вся больница. Через сетку, вокруг нашей площадки перелезть не проблема. А второй забор высокий. Его с кондачка не перепрыгнешь.

Витя обращается к Лешке:

– Вот скажи, как ты через второй забор собирался перелезть?

– Не знаю, – бормочет Леша.

– Вот то-то же! А я знаю. И знаю, как до дома добраться.

Это пробуждает мое любопытство:

– Витек, а как до дома добраться в больничной пижаме?

– А так! Я прошлый раз отсиделся в овраге до ночи. А ночью пошел. Главное – дорогу знать. Через два часа я был уже дома. Переспал на чердаке. Ну а утром, когда мать ушла на работу, взял ключ у соседки и зашел в квартиру.

– Здорово! – восхищаюсь я.

– А Шнурок рассказывал, что один раз он прямо днем спустился к Волге, снял пижаму и в трусах пошел по берегу до ближайшего пляжа. На пляже стащил у кого-то из отдыхающих шорты с майкой и домой прибился уже в обновке. Правда, дома его особо-то и не ждали. Поэтому он вскоре опять сюда загремел.

Я поднимаю брови:

– Витек, а как ты сюда попал после побега?

– Инспекторша наша, из детской комнаты милиции, привезла. Мать ей сказала, что я уехал к бабке в деревню, но та все равно вычислила. Посадила в мусорской «газон» – и в больничку… Мы ее так и зовем – Гестапо. К ней, если кто в кабинет попадает, – без слез не возвращается. Ее и родители боятся.

В палату входит медсестра, вкатывая перед собой столик. Все дети по очереди подходят к ней, запивают таблетки водой, открывают рот, вытаскивают язык и говорят: «Ээээээ!» Закончив раздачу «оздоровительных средств», она несет «свой крест» в следующую палату. После ее исчезновения я, Витька и Лешка сплевываем пилюли в ладонь. Дебил садится на кровать и начинает монотонно качаться на сетке. Немой лежит с безучастным видом и смотрит на окно. Юному телу хочется что-то делать, но делать нечего, и я сочиняю каламбур, пытаясь оживить обстановку.

– Завтра мама печенья с конфетами привезет, без сладкого жить невкусно!

– Вкусно… невкусно – какая разница, когда ты в больнице? – парирует Витек.

– Разницы никакой, – соглашаюсь я, – но с конфетами она слаще..

– С конфетами слаще во рту, а в палате от их присутствия решетки не исчезают, – не перестает раздражаться Витек.

– Решетки от печений, конечно, не исчезают, – соглашаюсь я, – но и не прибавляются. А значит, сладости способны причинять удовольствие, не вступая с медицинскими работниками в конфликт.

– Ты нам-то принеси, – поддается моей проповеди Лешка, к которому никак не может добраться мать.

– Ага, – отвечаю я, удовлетворенный общим результатом.

Погружаясь в невеселые мысли, ребята смолкают. Сидя на тумбочке, я смотрю сквозь стены больницы вдаль. Где-то там, за этими стенами, летние каникулы – последнее прибежище усталого путника перед тяжелым восхождением на заснеженную вершину учебного года.

Догадавшись (по моему виду), что я сканирую пространство, Витек безразлично вопрошает:

– Ну чё там? Плывет чё по Волге или нет?

– Плывет, – вздыхаю я. – Два корабля плывут…

– А куда плывут?

– Прямо…

– Ааа… Ну что ж, я так и думал…

Лешка не выдерживает и скулит:

– Блииин… купаться хочется!

Я сразу подхватываю любимую тему:

– Мы на Волгу с пацанами каждый день ходим купаться. Утром встаем часов в шесть, берем удочки – и на берег. Купаемся, рыбу ловим и за солитерами гоняемся.

– Так их же нельзя есть? – вклинивается Тихоня.

– А мы их и не едим! – усмехаюсь я.

Вскочив на тумбочку, я развожу в стороны руки и, сделав удивленное лицо, восклицаю:

– Мы ж не дураки, чтобы солитеров есть…

После короткого замыкания пацаны взрываются общим смехом. Я свожу руки над головой и, сделав идиотское выражение Мальвины, хлопаю ресницами несколько раз подряд, после чего опять развожу руки в стороны, передразнивая ее жест… Мальвина переворачивается в сундуке Карабаса Барабаса и пихает локтем в живот развалившегося на перине Пьеро, который спросонья дергается в сторону и чуть не выкалывает себе глаз о нос спящего Буратино… Смех повторяется. Не вставая с кровати, Дебил прыгает, амортизируя от сетки задницей так, что его ноги подлетают почти на метр. Я опять повторяю жест и обвожу палату удивленным взглядом, учащая сердцебиение век. Шутка срабатывает уже в третий раз, и, лишившись невинной внешности, я хватаюсь за живот и ржу вместе со всеми.

Когда пацаны успокаиваются, Тихоня с прежним упорством повторяет свой вопрос:

– Но их же все равно нельзя кушать?