Билет куда угодно

На поверхность пробились несколько пузырьков; из-под воды появилась и речевая трубка Джорджа, но не издала ни звука. Там, внизу, Келли были видны его собственные бледные руки, сжимавшие тело горгона; в воде они казались бескровными, однако Джордж сохранил чистейший, безупречно розовый цвет.

Когда горгон всплыл, в воздухе повисла унылая тишина.

— Послушайте, — сказал вдруг Доминик, — есть идея! Джордж, ты можешь дышать через речевую трубку?

— Да, — радостно отозвался Джордж.

Раздался дружный хор разочарованных «ну вот». Лица у всех заметно прояснились.

— Давайте, Келли, — сказал Доминик. — И на этот раз окуните его поглубже.

Джордж погрузился в третий раз. Вода вокруг него так и закипела пузырьками воздуха. Речевая трубка горгона снова устремилась к поверхности, но Келли наклонился чуть дальше и закрыл ей путь предплечьем. Мгновение спустя все придатки горгона принялись сокращаться. Келли встревоженно вытянул шею, вглядываясь вниз. Был ли на теле Джорджа хоть намек на синеву?

— Держите его! — выкрикнул Альварес.

Джордж снова превратился в гладкий шар. Затем несколько конечностей опять стали высовываться; теперь они, однако, изменили форму.

— И что дальше? — спросил Келли.

— Дайте ему еще время, — рискованно наклоняясь вперед, пробормотал Доминик. — Мне кажется, что…

От напряжения на спине у Келли буграми вздулись мышцы. Ему совсем не нравился вид вяло болтавшихся новых конечностей Джорджа.

— Все, отпускаю, — прохрипел он наконец.

К ужасу Келли, Джордж остался под водой. Келли снова схватил его, но горгон выскользнул. Новые конечности вдруг отвердели, сделались жесткими и энергично загребли; Джордж рванулся прочь — глубоко под воду.

Наклоняясь с разинутым ртом у самого края бассейна, Доминик поскользнулся и плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг. Он забарахтался и встал на дно; вода стекала с него, как с морского льва. Завотделом смотрел вниз. Между ним и Келли плавал Джордж, то мчась стрелой, то медленно дрейфуя — он явно чувствовал себя в воде не хуже пятнистой форели.

— Плавники! — разинув рот, воскликнул Доминик. — И жабры!

Вообще говоря, доктора Альвареса вполне можно было назвать мизантропом. Люди ему не нравились — ему нравились болезни. А поскольку там, внизу, на Седьмой планете, учредили торговое представительство, Альварес втайне надеялся, что, благодаря новым и удивительным недугам, он еще долгие годы будет парить орлом в бескрайних просторах медицины. Но здесь, на спутнике, в его распоряжении оказывались лишь растянутые голеностопы, психосоматические простуды, крапивницы и нарушения пищеварения. Оставался, правда, один из помощников повара, по фамилии Самуэльс, приходивший каждую среду с одним и тем же фурункулом на загривке. Дошло до того, что Альварес, сам того не желая, проводил всю неделю в трепетном ожидании среды. Стоило ему увидеть серьезную физиономию входящего к нему Самуэльса, внутри у него все так и сжималось.

В один прекрасный день, когда Самуэльс уже открыл рот, чтобы сказать свое обычное «эй, док…» — а Самуэльс всегда называл его «доком», — как Альварес почувствовал, что терпение его достигло предела. Что могло произойти вслед за этим, доктор Альварес боялся даже представить.

Когда на спутник доставили горгона, случились две-три восхитительные грибковые инфекции, а затем — ничего. Тяжкое разочарование. Альварес выделил и вырастил в питательной среде едва ли не сотню различных микроорганизмов, обнаруженных им в мазках, взятых у Джорджа, но все они оказались нежизнеспособны в человеческой ткани. Жизнеспособные же бактерии, вирусы, паразиты — непременные обитатели всех населенных планет, таились, очевидно, в других организмах — но не в горгонах. По ночам они проплывали в поле зрения спящего разума доктора Альвареса — палочкообразные, чечевицеобразные, извивающиеся, с многочисленными ногами и зубами.

Однажды утром доктор Альварес проснулся с какой-то отчаянной решимостью. Произошло это во вторник. Альварес отправился в амбулаторию, отпустил дежурную сестру Трамбл и, открыв запертый шкафчик, наполнил шприц для внутривенных вливаний из ампулы с прозрачной жидкостью светло-желтого цвета. Торговая марка этого вещества носила название «Бац-офф»: оно представляло собой антибактериальный препарат, отключавший цензурные области переднего мозга, более всего затронутого обработкой Павлова-Моргенштерна. (По странному стечению обстоятельств автором патента был некий доктор Джекил.) Альварес ввел себе два кубика в яремную вену и стал ждать.