Бич сновидений

Его образ проявился как фотография при печати – только что обскурум в одиночестве нетерпеливо постукивал пальцами по темному дереву парапета беседки, и вот уже напротив него стоит второй.

Феликс рассматривал его с легким удивлением. Казалось, с бэйцзинцем собралась беседовать мраморная статуя. Сон стер с этого сновидящего все краски или их не было изначально. Белое лицо, прямые бесцветные волосы, глаза почти лишенные радужки и лишь намек на зрачок, светлая одежда.

Альбинос.

– Ты задерживаешь перевод. – Говорил он тихим голосом, лишенным выражения: – Уже неделю я не получаю обещанного.

– У меня трудности… – сделал попытку оправдаться его собеседник.

Было видно, что он пасует перед танатосом, желает закончить неприятный разговор как можно быстрее, но не может уйти без позволения.

– Я знаю, что у тебя трудности. Но было время для того, чтобы разобраться с ними.

– Невозможно вечно скрывать дождь из химикатов, – огрызнулся Лихонг, – и наступление пустыни. Люди не слепые.

– Это ты слеп, – спокойно констатировал альбинос. – Меня не интересуют проблемы населения Бэйцзина. Чжен мертв. Наблюдатели мертвы. Кто-то изрядно покопался в твоем подсознании, а ты даже не заметил этого.

Лихонг развернулся, оглядываясь, рыская напряженным взглядом по сторонам – пытался обнаружить следы постороннего воздействия. Но вокруг не было ничего: только дождь, лотосы, тающие в серой мгле падающей с неба воды… и мокрые перила беседки над прудом.

– Кто-то из мастеров сна? Это невозможно!

– Друг мой, не дай мне повод считать, что ты не только слеп, но еще и глуп. – С легкой усталостью произнес альбинос. – Думай, кому перешел дорогу, и не заставляй меня беспокоиться о моих интересах. Как ты разберешься со своими проблемами, меня не волнует.

Белая фигура растаяла, словно клок тумана, не оставив после себя следов.

Крадущий сны продолжал стоять, задумчивый и отстраненный.

Нестор же, в это время, последовал за его собеседником…

Феликсу было совершенно ясно, что теперь они могут убить Лихонга. И сделать это прямо сейчас. Тот являлся нитью к неизвестному танатосу, но и альбинос, выходило, мог через него добраться до Феликса, раз уж он ощутил чужое появление в подсознании обскурума. Есть ли риск, что сильный противник не ушел так глубоко, как пытался показать? Возможно, сейчас он следит за тем же местом в мире сновидений, за которым наблюдали они с Нестором.

Феликс знал, что должен убить Лихонга сам. Появиться перед ним, заставить испытать боль… вспомнить. Однако спутник молодого дэймоса решил иначе.

Заслонив собой небо, из пустоты надвинулась огромная тень. Ученику Нестора почудилось, будто он видит в густоте этой тени, в ее чернильной тьме, очертания огромного северного медведя. Силуэт клацнул пастью, всего один раз – и растворился.

Не осталось ни Лихонга, ни беседки, в которой проходила встреча, ни самого фрагмента сна.

Серая мгла разрыва зияла на месте прежнего вполне оформленного пространства.

Феликс не успел поразиться мощи учителя, способного разрушать основу мира сновидения без вреда для себя – как его выбросило в реальность.

Когда он открыл глаза, наставника уже не было в комнате. Он всегда уходил раньше, за мгновение до того, как ученик успевал проснуться.

Нестор сидел в большой комнате за столом. Перед ним, как всегда после сложной работы во сне, стояла открытая бутылка красного вина и стакан, уже почти пустой.

Феликс сел напротив, хотя ему очень хотелось выбраться во двор и упасть в заросли сныти. Но сегодня, он чувствовал, надо подождать с отдыхом.

– Медведь… – произнес он, не сдержав легкой насмешки. – И почему я не удивлен.

Он хотел поиронизировать, намекая на «дикую», уединенную жизнь наставника и хмурый нрав. Но тот неожиданно посмотрел на ученика пронзительным взглядом танатоса, и у Феликса пропало желание шутить.

– У Гипноса три сына, – проговорил Нестор внушительно. – Первый – Морфей. Он является во сне только человеком. Стариком, ребенком, женщиной… Примешь его условия, превратиться ни во что иное не сможешь.

Нестор помолчал. Давая время ученику осмыслить сказанное, затем продолжил:

– Второй, Фантас, способен прикинуться любой вещью. А еще бурей, штормом, грозой.

– Неодушевленные предметы и явления природы, – кивнул Феликс, поднялся, взял из буфета второй стакан и уселся обратно.

– Если на тебя рухнет дом или заговорит дерево – это он. Фантас. – Нестор, плеснул ученику вина, совсем не щедро, оно едва прикрыло донышко. – Будешь служить ему, научишься тому же.

Старый дэймос в два глотка осушил стакан.

– Мне сопутствует третий. Икел. Он обращает в себе подобных. Зверей. И дает звериную мощь. Глупо было бы отказаться от нее.

– Ну да, я видел. – Феликс выпил свое вино, осмысливая новую информацию, поморщился от кислого вкуса перебродившего винограда. – Весьма впечатляюще. Ты сожрал и обскурума, и все следы, и сам фрагмент сна. Пожалуй, я хочу быть адептом Икела.

– Ты адепт Мома, – саркастически буркнул Нестор. – Зачем медлил? Отчего сразу не убил его? Мечтал, чтоб он на колени перед тобой повалился? О пощаде умолял?

– Ну… – подобные желания у Феликса были.