– Ладно. Ты прав. Я не знаю, как привязать сюда всех остальных. Кстати, если верить этому Стратонову, то их уже пять.
– Ого! – он повернулся к ней так быстро, что "конский хвост" хлестнул его по щеке. – Неслабо! Да тут целый конвейер!
– Да-да! Уже пять. И я думаю, что это – дело одних и тех же рук.
– Само собой! Таких совпадений не бывает! Но… При чем здесь Аленин дневник?
Юля устала. И сдалась. Впрочем, у нее оставалось последнее, самое действенное средство.
Она обвила его шею тонкой изящной рукой и притянула Пашку к себе.
– Паша… Я ЧУВСТВУЮ, что все это связано между собой. Не знаю, почему, но чувствую. Ну, что тебе стоит помочь мне?
– Как? – несколько придушенно отозвался Пашка. Его дыхание участилось, но дело было совсем не в том, что она держала его за шею. Точнее – именно в этом.
– Завтра у меня последний экзамен – сочинение. Давай после этого съездим в Ковель, навестим ее бабушку, поговорим… И… попытаемся найти этот подземный город. Вдвоем – ты и я, ладно?
Пашка осторожно приблизил губы к ее лицу. Юля закрыла глаза, и он поцеловал ее в веки.
– Божественная! Почему же ты сразу об этом не сказала? Романтическое путешествие с Прекрасной Дамой – что может быть лучше? Я только за!
"Дуролом чертов! – нежно подумала Юля. – Я ведь знала, что все равно согласишься – чего зря комедию ломал?".
"На лоне природы, – думал Пашка, ощущая некоторое неудобство в узких джинсах, – погода чудесная, вокруг никого. Дыра на поляне, заросшей густой травой… А лучше – коротко подстриженной…".
– Рыцарь! – прошептала Юля. – Ты оправдал мои самые смелые ожидания!
– Надеюсь, – хрипло сказал Пашка и проглотил комок, – что и ты меня не подведешь. Кстати, насчет завтрашнего сочинения…
– У нас еще будет время об этом поговорить…
И они стали целоваться.
Стратонов отбивался изо всех сил. Он извивался и дрыгал ногами, пытаясь достать неизвестного злодея.
В голове билась одна-единственная абсурдная мысль: "Почему я? Ведь я не девушка! И даже не отличница!".
Но сильные и невероятно цепкие руки держали его крепко. Складывалось такое впечатление, что они были везде; это казалось странным и очень пугало.
Запястья Стратонова были стиснуты, рот – зажат, ноги – тоже каким-то непонятным образом обездвижены… Он даже головой пошевелить не мог.
Наконец он почувствовал прикосновение холодных губ к своему уху.
– Тише! Не шумите так! Успокойтесь!
Голос звучал совсем тихо, еле различимым шепотом, но этот голос показался Стратонову знакомым.
Евгений замер и прекратил сопротивление.
– Я вас сейчас отпущу! Только – умоляю – не шумите!
Стратонов почувствовал, как стальные захваты ("этот незнакомец похож на осьминога! Он умудряется держать меня целиком, как теннисный мячик!") ослабли, а затем та же сильная рука легко подняла его на ноги.
Евгений обернулся и увидел Пинта.
– Черт возьми! Это вы?
Пинт пожал плечами.
– Я. А кто же еще?
– Не знаю. Мало ли… – Евгений принялся отряхивать брюки от травы. Несколько высохших былинок намертво прилипли к штанам, и Стратонову пришлось нагнуться, чтобы убрать их. – Что еще за фокусы? Я же мог выстрелить!
– Но ведь не выстрелили, – возразил Пинт. В его словах был резон.
– Ну… Потому что… Не хотел шуметь. И вообще… – и хотя брюки были уже чистые, Евгений снова нагнулся и принялся со злостью колотить по штанине.
Выдержав паузу – чтобы придти в себя и оправиться от вполне законного возмущения – Стратонов разогнулся и вновь обратился к Пинту.
– Мы же договаривались – перед входом! Ровно в десять!
– Я здесь с восьми утра. Гуляю с собачкой, – ответил Пинт и показал на какую-то трехцветную дворняжку, привязанную к дереву метрах в пятидесяти от них. Пес лежал в тени и мирно спал.
– Ну, а почему тогда..?
– Многое изменилось. Теперь нас не должны видеть вместе. Это может вам повредить.
– Да? А в чем дело? – "в чем дело?". Стратонов знал, в чем тут дело. "Потому что не надо было связываться с сумасшедшим".
– Кое-что случилось, – медленно, почти по слогам, сказал Пинт.
– А именно?
– Я думаю, это связано с вашим расследованием. Не напрямую, но связано.
"В самом деле, не рассказывать же ему про ТЕТРАДЬ. Кому от этого будет лучше? Он тут же вызовет бригаду неотложной психиатрической помощи, меня скрутят и отвезут в "двадцатку"".
"Двадцаткой" жители Александрийска называли психиатрическую клинику, а у студентов в ходу было веселое присловье, что, мол, сразу и не поймешь, "то ли "двадцатка" – филиал университета, то ли университет – филиал "двадцатки". Нет, встреча с бывшими коллегами по работе никак не входила в планы Пинта.
И, вместе с тем… Он понимал, что от тетради к реальным событиям тянется какая-то ниточка. Была какая-то неочевидная связь, которую он обязательно должен был проверить. Но сделать это самостоятельно он не мог, поэтому приходилось рассчитывать на помощь Стратонова. Точнее, на магическое действие его красных корочек вкупе с традиционным заклинанием: "Здравствуйте! Я из милиции. Оперуполномоченный Стратонов Евгений Александрович…".