Библиотека

Дама так разволновалась, словно он нежно прошептал ей на ушко какую-то непристойность.

– Ну как? Стандартные фотографии размером три на четыре. Мы требуем, чтобы они были матовые, но, на худой конец, сгодятся и глянцевые… Шесть штук…

"Шесть штук!".

– Да. Одну приклеиваем на экзаменационный лист… Затем, если абитуриент поступает, еще одна идет на студенческий билет. Еще одна – на профсоюзный, одна остается в личном деле… – Стратонов дальше не слушал.

"Шесть штук! Одну приклеиваем на экзаменационный лист! Остается пять! Ровно пять, если первый класс начальной школы не прошел для меня даром!".

– Скажите, их всегда бывает шесть? Ну, с самого начала? Абитуриенты приносят именно ШЕСТЬ фотографий?

– Да… – дама произнесла это таким тоном, будто он спрашивал о совершенно очевидных вещах, вроде: "Скажите, в постели вы всегда выбираете миссионерскую позицию?". Он не сомневался, что это так. – Конечно. Стандартная полоска, шесть фотографий… Бывает, что они теряются…

"Или их кто-то специально крадет! Вот оно в чем дело! Кто-то крадет!".

– Спасибо вам большое. Вы мне очень помогли.

Стратонов поднялся, захлопнул папки. Две отдал даме, две предстояло вернуть.

Теперь он знал, что смутило его вчера. В личных делах пропавших девушек было по ЧЕТЫРЕ фотографии вместо положенных ПЯТИ.

Одной не хватало. Ровно одной.

"Тупица! Неужели ты не мог заметить это раньше? Это как с этажами в общежитии: для того, чтобы заметить, что они покрашены в разные цвета, тебе потребовалось четыре года! Может, ты не ту профессию выбрал?".

Стратонов торопливо откланялся и выскочил в коридор. Он шел быстрым шагом, и, если бы не краснокожее удостоверение, лежавшее в нагрудном кармане рубашки, он бы побежал. Но ему казалось, что все видят насквозь, что он оперуполномоченный, лицо официальное (хоть и тупое), поэтому он заставлял себя сдерживаться.

* * *

Этот последний час перед окончанием экзамена показался Пинту самым долгим и томительным в его жизни. Зеленые цифры на часах – «такие же зеленые, как… ты сам знаешь, что» – показывали 13.00. Затем – 13.01. 13.02. И так – вплоть до 13.06, когда из дверей аудиторного корпуса повалила толпа вздыхающих, охающих, причитающих, изредка – улыбающихся, – абитуриентов. Точнее, можно было сказать – абитуриенток. Юноши здесь попадались редко, как изюм в дешевой булке.

Пинт сразу понял свою ошибку: так он Майю не увидит. В этой куче цветастых сарафанов, длинных летних платьев, скрывающих написанные на голых ногах шпаргалки, глухих водолазок с рукавами, набитыми мелко исписанными листочками, он Майю не заметит. Ему надо было встать у двери. Но теперь уже поздно: поток абитуриентов сметал все на своем пути, разбиваясь о скалы плачущих от волнения мам.

Пинт огляделся. Урна! Он подбежал и запрыгнул на нее. Теперь диспозиция была видна, как на ладони. Вполне возможно, что-то подобное проделывал недомерок по имени Бонапарт, взбираясь на полковой барабан.

Пинт приложил руку козырьком ко лбу, защищаясь от палящего солнца. Майи не было.

"Не та она девочка, чтобы толкаться, – успокаивал себя Пинт. – Погоди, она сейчас выйдет.

Часы показывали 13.15. Поток начал редеть. Майи не было.

Последний человек вышел в 13.26. Но это была не Майя.

Пинт огляделся. Из главного корпуса, где параллельно проходили экзамены на другие факультеты, тоже выливалась разноцветная толпа – как "мексиканская смесь" из жестянки "Бондюэля". Постепенно все смешалось. Вся площадь между аудиторным и главным корпусами оказалась заполнена. Увидеть в этой суматохе Майю было невозможно.

"Может, я ошибся? Может, у нее был экзамен в другом корпусе?" – закралось сомнение.

Нет, ошибиться он не мог. Он же несколько раз переспросил у группы поддержки, состоявшей из озабоченных родителей (мамы, конечно, преобладали) и получил на свой вопрос четкий и внятный ответ. Они сказали, чуть ли не хором: "Филологический". И сразу отвернулись, отказывая ему в возможном родстве и даже знакомстве с будущим филологом.

"Ну, тогда что? Тогда… Зашла в туалет?". Эта версия казалась вполне вероятной. Чтобы проверить ее, требовалось время. Пинт ждал. Пятнадцать минут. Полчаса. Наконец терпение лопнуло.

Он зашел в прохладный полумрак холла и спросил охранника:

– Вы не подскажете, где проходил экзамен у филологического?

– В главной аудитории, – охранник, немного обалдевший от такого наплыва девушек, был рад возможности перекинуться словечком с существом, себе подобным. – Это по лестнице, на четвертый этаж…

– Спасибо, я знаю, – не оборачиваясь, на ходу бросил Пинт.

Он взлетел на четвертый этаж и вошел в огромную аудиторию. На столе перед длинной, во всю стену, доской, грудами лежали исписанные листы бумаги.

Оскар сбежал вниз: совершенно автоматически, прыгая через две ступеньки. Здесь он слушал лекции по физике, философии и еще какую-то бодягу, сейчас даже и не вспомнить, какую.

Сидевшие за столом члены приемной комиссии, как по команде, уставились на него.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, могу я узнать…

– Результаты будут повешены на стенде через два дня, – ответил один из филологов.