Библиотечная сказка (СИ)

— Так за что вы хотите лишить Степаниду Петровну премии? — в лоб спросила Эвелина.

— М-да, не в бровь, а в глаз, — покачала головой Марго. — Извините, Степанида Петровна. Премию с вас не снимут. Но как уже достали эти Костины! Хоть бы уже его мамашу на пенсию отправили…

Она с интересом посмотрела на Эвелину:

— А ты молодец, Орлова. Всегда сидишь как мышонок, а оказывается, у тебя свое мнение есть, правильное…

— Молодец, — сказала Нина, когда они жевали пирожки все на той же коряге у воды. — Молчанием мы потворствуем несправедливости. Вот увидишь, скоро они тебя еще и зауважают.

Она смахнула с колен крошки и фыркнула:

— А я с детства такая: никогда не смолчу! Со мной сладу нет. Мама иной раз голос сорвет со мной ругаться, а потом только руками разведет: "Ну до чего же ты похожа на своего отца!". Мне даже интересно, что он за фрукт. В историю про героя-афганца, погибшего при исполнении воинского долга, я не верю лет с 13…

Тогда девушки еще не знали, что стоят на пороге событий, которые навсегда изменят их привычную устоявшуюся жизнь и раскроют многие тайны. В том числе и секрет библиотеки, где работала Эвелина…

* Нина и Елена Самойловы.

Елена Самойлова чувствовала, как при внешнем благополучии нарастает отчужденность в их отношениях с дочерью. Нина ведет себя так, словно за что-то мстит матери и тут же наказывает себя за это постыдное чувство. Впрочем, Елена понимала, почему это происходит и знала, что действительно обманывает дочь. Но открыть ей правду не могла после того, как сожгла за собой все мосты. Поэтому Елене легче было переносить затянувшийся подростковый бунт дочери, чем опять жить в страхе…

Впрочем, спокойна она никогда не была. С детства Нина была очень похожа на своего отца — вначале только внешне. Мать надеялась, что все ограничится внешним сходством — но однажды увидела в глазах Нины знакомый упрямый блеск, услышала непреклонные интонации в голосе девочки…

Когда маленькая Нина впервые спросила об отце, Елена без запинки озвучила заранее приготовленную историю о герое, исполнявшем интернациональный долг в Афганистане, и несколько лет Нина жила памятью об отце…

А в 13 лет накануне дня рождения, когда они пекли пирожные, Нина опустила миксер и спросила: "Мама, а где служил отец?". От неожиданности Елена замешкалась с ответом, а дочь продолжала: "Почему у нас нет ни одной его фотографии? У Кости из моего класса отец тоже погиб в Афганистане. Так в гостиной на видном месте стоит его портрет. И почему к нам не заходят друзья отца?".

Подождав с минуту, Нина натянуто улыбнулась: "Ладно, мама, замяли. Сколько нужно сбивать крем?".

Елена понимала, что думает о ней дочь, и несколько раз порывалась открыться ей, но боялась: если Нина ей не поверит, это добьет их отношения. А молчание будет разъедать их медленно, и неизвестно, что хуже…

Она знала, что Нину в школе уважают несмотря на ее нежелание примыкать ни к одной из групп. Никому не приходило в голову посягать на ее независимость. Нина отважно вступала в пререкания с учителями, если они, по ее мнению, вели себя неправильно, и из-за этого едва не осталась без аттестата. Педагогов раздражала грамотная и языкастая ученица; ее хотелось поставить на место.

Нина пристрастилась к экстремальному спорту, купалась зимой в проруби на Неве и многих пугала своим отчаянным характером. В 17 лет, после выпускного, Нина отправилась автостопом в Анадырь. Об этом она сообщила матери на первом ночлеге, из кемпинга под Вологдой. "Почему ты ставишь меня перед фактом? — спросила Елена, обретя дар речи. — Почему заранее не сказала?!". "Потому, что ты бы отговаривала меня, и мы проругались бы до самого отъезда", — ответила дочь. "Но тебе же надо подавать документы в ЛГИ! А на эту поездку все лето уйдет!". "А я не буду поступать в ЛГИ. Я уже подала документы, и меня приняли!". "Куда?" "В школу ВДВ". Пока Елена пыталась прийти в себя, Нина рассказала ей о том, как весело и "кипишно" добиралась до Вологды, о своих новых друзьях — студентах геологоразведочного техникума, с которыми она поедет вместе до самого Урала, пообещала звонить каждый день и попрощалась.

Через две недели Нина приехала на Чукотку, и позвонила матери из Эгвекинота: возникли проблемы с пропуском в приграничный город, и ее не впускают в Анадырь… "Я вышлю тебе денег, возвращайся первым же самолетом!". "Нет, мама, деньги у меня есть, я хотела попросить тебя о другом…".

В середине августа сияющая Нина бросилась на шею матери в зале прибытия в Пулково: "Мамочка, это было что-то! Я подружилась с охотниками! Одна девушка научила меня выделывать шкуры, а ее отец сшил мне торбаса! Я купалась в лимане! Все сопки облазила! Ездила на охоту! Немного могу разговаривать на языке аборигенов! И никакие они не чукчи, некоторые даже умнее нас! Там сейчас полярный день! Это еще круче, чем наша белая ночь! Солнце светит круглые сутки! Дни были такие теплые, что можно было в одном свитере ходить! Едем скорее домой, у меня столько подарков!". Дочь была такой счастливой, что Елена даже забыла о своем намерении задать ей взбучку за самоволье.