Принц не ошибся. Орианна действительно оказалась беспомощной перед воздвигнутой Бьянкой невидимой, но непреодолимой стеной. Вернувшись домой, старшая из дочерей торговца шелком категорически не желала разговаривать с матерью — даже несмотря на оказанный семьей сердечный прием. Ела только в своей комнате, да и то очень мало: ограничивалась самым необходимым, а некогда любимые деликатесы, которыми ее пытались задобрить, равнодушно отсылала обратно на кухню. Начала худеть на глазах — притом что никогда не отличалась полнотой. Прекрасные черные волосы истончились, стали ломкими и утратили блеск.
Орианна не знала, что делать.
— Почему никак не хочешь понять, что мы желаем тебе только добра? — в отчаянии воскликнула она однажды.
Бьянка промолчала и даже не посмотрела на мать.
Орианна окончательно вышла из себя.
— Неблагодарная! — закричала она.
Бьянка равнодушно пожала плечами, молча повернулась и пошла прочь. Подобной дерзости в доме Пьетро д’Анджело еще не случалось.
— Отправлю тебя в самый строгий монастырь! Может, хотя бы там разум вернется! — не унималась мать. — Прикажу каждый день бить и держать на хлебе и воде!
Бьянка наконец-то обернулась.
— Везде, где не будет слышно вашего визга, синьора, воцарится райское блаженство.
Эти слова стали первыми за целый месяц, проведенный дома.
От неожиданности Орианна утратила дар речи и упала на руки горничной.
— Грубая девчонка! — возмутилась Фабиа.
— Если и так, то научилась у твоей госпожи, — холодно ответила Бьянка.
Мать издала странный звук, больше похожий на мышиный писк, чем на человеческий голос.
Бьянка засмеялась.
— С вашего позволения пойду к падре Бонамико и исповедуюсь в грехе дочерней непочтительности.
Орианна лишь слабо кивнула. Может быть, священнику удастся внушить непокорной хоть малую толику здравого смысла.
Бьянка позвала Агату. Обе надели плащи с капюшонами, чтобы остаться неузнанными, и отправились через площадь в церковь Санта-Анна Дольче. Отыскали пожилого священника, и Бьянка попросила ее исповедать.
— Простите, святой отец, ибо я согрешила, — начала она.
— Поведай же о своем грехе, дочь моя, — предложил Бонамико.
— Ненавижу свою мать, — призналась Бьянка и почувствовала, как священник вздрогнул от ужаса.
— Но ведь она желает тебе только добра, — возразил он, собравшись с мыслями.
— Нет. Она хочет заставить снова выйти замуж и провести жизнь с нелюбимым человеком — так же, как пришлось ей самой. А я отказываюсь подчиниться ее требованиям. Хочу соединиться с тем, кого люблю.
— Говорят, твой избранник — иноверец, — в голосе священника послышалось осуждение.
— Для меня это обстоятельство ничего не значит. Мы любим друг друга. Но недавно он исчез, и мне не говорят, где он и что с ним.
— Позаботься лучше о своей бессмертной душе, дочь моя, — укоризненно посоветовал падре Бонамико. — Физическая любовь мимолетна и эфемерна, а любовь к Господу навеки пребудет с тобой.
— Но разве нельзя любить одновременно и Бога, и Амира? — растерянно спросила Бьянка.
— Физическая любовь имеет одну-единственную цель, дочь моя. Цель эта — рождение детей ради укрепления нашей веры. Ты не должна дарить детей этому неверному, потому что он не позволит им вырасти христианами. Тот, к кому влечет тебя грешная плоть, уже сейчас проклят и приговорен к адскому огню. Нет, лучше люби одного лишь Бога. А проявить эту любовь сможешь, подчинившись воле родителей. Они понимают, какую огромную жертву ты принесла своей семье, выйдя замуж за Себастиано Ровере, а потому в этот раз подыщут хорошего человека, способного с уважением относиться к супруге.
— Не выйду замуж ни за кого другого, кроме своего любимого, — убежденно повторила Бьянка. Поднялась с маленькой скамеечки, отодвинула тяжелый бархатный занавес исповедальни и вышла.
— Дочь моя, я еще не назначил тебе епитимью, — попытался остановить падре Бонамико.
— Я глубоко страдаю в разлуке с Амиром, — с горечью возразила Бьянка. — Это и есть мое наказание, святой отец; более тяжкое, чем все, что вы сможете мне назначить. — Она окликнула Агату и покинула церковь, где прежде всегда находила утешение. Но только не теперь.
Обе снова надвинули поглубже капюшоны и медленно направились к дому. Посреди площади к ним неожиданно бросилась большая собака с длинной золотистой шерстью. Бьянка изумленно замерла: узнать Дариуса не составляло труда, да и пес тут же принялся радостно лизать ей руку.
Она опустилась на колени и заглянула в преданные глаза.
— Дариус! Как ты сюда попал?
Принялась гладить пса и, случайно дотронувшись до ошейника, обнаружила записку — точно так же, как на пляже, в самом начале их с Амиром знакомства. Незаметно вытащила свернутый листок, спрятала в потайном кармане и встала.
— Возвращайся к хозяину.
Пес послушно побежал к небольшому скверу в дальнем конце площади. Куда именно он направился, понять не удалось. Собственно, какая разница?
— Пойдем скорее, не терпится прочитать письмо, — поторопила Бьянка горничную.
— Наверное, собаку привел Крикор, — шепотом заметила Агата. — Принц обязательно вышел бы на площадь и забрал вас с собой.