Безымянное

— Можно еще предложить государству упрятать за решетку всех непривлекательных внешне и эксцентричных, чтобы не смущали честных граждан! — крикнул Тим ему вслед. — Общественная нетерпимость и враждебность — недостаточное конституционное оправдание для нарушения физической свободы человека!

Он снова заснул. Когда проснулся, решил, что нет, вставать он не будет, ни в какую, не сейчас, только не вставать, слышишь, ты, человеческий сорняк, который надо вырвать с корнем? Ты, мешок с костями! Ты, сварливый доходяга с вечным жаром, хромотой и неуемным аппетитом!

Недостаток меди, к твоему сведению, вызывает анемию. Что на данный момент не самая насущная из забот.

— Вонючка, гнилое нутро, язва, — огрызнулся Тим вслух, снова приподнимаясь на скамье. Оказавшаяся неподалеку женщина с собакой поспешно натянула поводок, срывая нюхающего пса с места, когда Тим повысил голос. — Прорвавшийся свищ. Слепой тормоз. Отвяжись от меня. Отвяжись и оставь меня в покое!

Не могу.

— Ты цепляешься за колесо фортуны. Я возношусь на ангельских крыльях. Ты кружишь спиралью. Я грежу о старых возлюбленных с младыми улыбками.

Прости, дружище, мы связаны накрепко.

— Докажи! — прокричал Тим.

Что такое крылья? Что такое улыбка?

— Нечего тут умничать. Умничать могу только я.

«Я развиваюсь», — ответил второй.

Позади круглосуточного магазина выстроились у рукотворного котлована, словно динозавры в музее, кран, трактор и несколько экскаваторов помельче. Обогнув котлован, Тим уселся в кабину трактора и съел пару хот-догов. И сумел удержать их в желудке — скорее всего, благодаря хитрому расчету второго, знающего, сколько калорий понадобится для очередного перехода.

— Хитрожопый! — обозвал его Тим.

На дороге, ведущей из города, с неба свалился дрозд. Второй шмякнулся прямо на плечо Тиму, третий — на крайнюю левую полосу, за ним посыпалась остальная стая. С глухим стуком они шлепались на асфальт, усеивая все шоссе. Потом наступила темнота, но Тим уже снова был в пути.

Обойдя по кромке небольшую рощу с закованными в оранжевую пластиковую сетку стволами, он взобрался на пригорок, возвышающийся рядом с шоссе, и пересек пустырь, не представлявший никакого интереса для инвесторов, кроме демаркационного. Спустившись, он свернул в сторону от шоссе к недостроенному коттеджному поселку в тюдоровском стиле с гигантскими участками. На улицах, усеянных строительным мусором, стояли контейнеры для отходов, а на подъездных дорожках высились груды розового щебня, подчеркивая своей невостребованностью запустение этого мертворожденного квартала. Ледяной дождь промочил фуфайку с рогом изобилия насквозь, и теперь она стояла колом. Тим выбивал зубами дробь, обливался потом и сам рвал и метал, как этот ливень, обвиняя второго во всех своих страданиях. Его угрозы носились эхом по городу-призраку под барабанную дробь круглых, как шарики соли, градин. Вскоре одевшийся в леденцовую глазурь поселок остался позади, проводив гостя хрустальным перезвоном веток.

Под козырьком дорожного центра отдыха к нему подошел человек с мусорным мешком. Черный полиэтиленовый мешок для уличных контейнеров, такой старый, что уже протирался на побелевших складках, особенно у горловины, за которую придерживал его владелец, перекинув через плечо. Поставив мешок на землю, человек уселся рядом с Тимом на каменную скамью.

— Что у тебя с пальцами? — поинтересовался он.

Тим сидел, сложа руки на коленях. Негнущиеся покоробленные пальцы смотрели вверх. Волдыри уже пропали, но кожа приобрела темно-багровый оттенок, переходящий в угольно-черный на концах. Тим взглянул на свои руки. Они напоминали скрюченные трупным окоченением лапы какого-нибудь стервятника.

— Хитрожопый он.

— Кто? Твой кореш?

— Он мне не кореш.

— У тебя нет друзей?

Тим покачал головой. Они посидели молча.

— Разлагаешься? — спросил наконец человек.

Вопрос повис в воздухе.

— Разлагаюсь?

Человек посмотрел на него пристально. Потом кивнул.

— Все будет хорошо, — произнес он наконец, вглядываясь в плохо различимую от дождя с градом даль. Видно было только людей со шлангами, стоящих у своих автомобилей на заправке «Мобил». — Тебе бы хорошо устроиться в благотворительную лечебницу на Макадамса. Отлови волонтера, пусть он тебя запишет, — посоветовал человек на прощание.

На старом шоссе водитель дребезжащего пикапа притормозил на обочине метрах в двадцати перед Тимом. Когда тот поравнялся с грузовиком, водитель окликнул его, высунувшись в правое окно. Белесое, как рыбье брюхо, небо предвещало скорый снегопад.

— Вы, кажется, ранены? — спросил водитель. — Помощь нужна?

Тим остановился у окна. Из решеток веяло горячим воздухом, который жег онемевшие руки. Тим отступил на шаг.

— Вы очень сильно хромаете, — продолжал водитель. — Вы, часом, не ветеран?

Тим не ответил.

— Я служил в Третьем батальоне Девятого полка морской пехоты в Первую войну в Заливе, — пояснил водитель. — А теперь помогаю в одном заведении, это что-то вроде приюта. Мы всех кормим и всем даем ночлег.

— Разлагаетесь?