Безумие толпы

– Разве при расследовании убийства вы не обращаетесь к прошлому? Не ищете там рану, которая нагноилась спустя много лет? И годы спустя привела к убийству? Я слышала, вы говорили о таких вещах. Так почему не самоубийство? Суд над собой. То, что случилось с женой, нанесло Полу Робинсону глубокую рану. А потом на его плечи свалился груз забот о дочери-инвалиде. Разум от потрясений может деформироваться, изворачиваться в поисках выхода, и в итоге человек загоняет сам себя в угол. Так что запишите и эту смерть на счет Юэна Кэмерона.

– Постойте… – Бовуар вскинул руки. – Вы считаете, что Робинсон мог убить собственную дочь? Беззащитную маленькую девочку? Ч-ч-ч… Ч-ч-ч…

– Что дает мне основания так говорить? – помогла ему доктор Харрис. – Вот это.

Она ткнула пальцем в одно из слов заключения. В одно из слов, намеренно или нет похороненных среди множества других.

Бовуар склонился над листом, разглядывая это слово, словно обследуя крохотное тело.

«Петехии»[110].

Он посмотрел на Лакост, которая тоже наклонилась, чтобы разглядеть это слово. Потом они оба взглянули на Гамаша. Но ему не было нужды читать это слово. Он видел его предыдущим вечером.

Именно поэтому он и отправил доктору Харрис документы без всяких комментариев. Чтобы выслушать ее непредвзятое мнение. Узнать, увидит ли она то, что увидел он.

Петехии.

Крохотные красные точки на лице девочки. Похожие на веснушки. Только то были не веснушки. Детективы отдела по расследованию убийств знали, что это признаки удушения.

– Она подавилась бутербродом с арахисовым маслом, – сказал Жан Ги. – Это и есть причина ее смерти. Тут так и сказано. Кровотечение вызвано именно этим. А не…

Он чувствовал, как холодеют его руки и ноги, словно он все время находился на тонком льду. И теперь лед треснул.

Он пытался взять себя в руки. Создать впечатление, что все в порядке.

Ca va bien aller.

Но его одолевала мысль о том, что если такое могло случиться с Полом Робинсоном, любящим отцом, то это может случиться с… кем угодно.

– Состояние ребенка к тому времени сильно ухудшилось, – сказала доктор Харрис, внимательно глядя на Бовуара. – Она ела только перетертую пищу. Ни один родитель в здравом уме не дал бы ей бутерброд с арахисовым маслом.

– Может, это сделала сиделка! – Бовуар резко возвысил голос, хотя сердце его упало. – Кто-то, не знавший особенностей девочки.

– В заключении написано, что при этом присутствовал только ее отец, – произнесла доктор Харрис.

Арман перевел взгляд с нее на Бовуара. Он знал, как проявляет себя страх. Не раз видел, как действует страх на молодых агентов. Да и на опытных детективов, когда те готовятся к особенно опасной операции.

Теперь такой страх он видел в своем зяте. И знал, откуда берется этот страх.

– Мне кажется, отец Марии задушил ее, возможно подушкой, а бутерброд засунул ей в горло уже после смерти, – сказала коронер.

– Non. Non. – Жан Ги замотал головой. – Ни один отец не сделал бы этого.

И вот оно.

– Большинство не сделало бы, – сказал Арман. «Ты бы не сделал».

Это было его кошмаром. Худшим из страхов. Не то, что умрет его ребенок, а то, что он каким-то образом будет причиной этого. Даже, спаси господи, исполнителем. В мгновение безумия.

– Мы сталкивались с этим прежде… – начала Изабель.

– Да, – оборвал ее Жан Ги.

Ему не хотелось вспоминать о тех ужасах, которые они видели в жизни. О том, что случается, когда человеческая природа дичает и становится природой зверя.

Да, они расследовали случаи, когда родители убивали своего ребенка, хотя чаще происходило наоборот.

– Давайте остановимся на этом, – предложил Арман. – Спасибо, что приехали к нам, Шарон, и показали нам, что могло случиться.

– Вы сами увидели это в заключении, – сказала доктор Харрис, вставая. – Петехии. Вот почему вы прислали мне все три документа.

– Да. Но как вы сказали, дело давнее. Доказать факт убийства невозможно.

– Не могу себе представить, как это может быть связано с убийством Деборы Шнайдер в новогоднюю ночь, – произнесла коронер, снимая со спинки стула свою куртку.

– И я тоже, – признался Гамаш. – Мы собираем кусочки пазла. Большинство фрагментов не от этой картинки.

– Возможно, вы правы, – сказала Бовуару доктор Харрис. – Может быть, это несчастный случай, а вовсе не убийство. Но доказать ни то ни другое нельзя, и, пожалуй, на этом стоит поставить точку.

– Excusez-moi[111].

Не дожидаясь, что его извинят, Бовуар надел куртку и вышел.

* * *

– Забыл что-то? – спросил Стивен.

Он держал на коленях Идолу и читал ей вслух. «Файненшл таймс».

– Да. Мне просто нужно…

Он протянул руки, и Стивен, немного удивленный, передал ребенка отцу.

Жан Ги чувствовал дыхание Идолы на своей шее, ощущал, как ее податливое тельце прижимается к нему. И он знал, что никогда, никогда не сможет причинить ей вреда.

Да что тут говорить – он оградит ее от любого, кто попытается сделать это.

Вот о чем он забыл. На одно ужасное мгновение. Что он готов умереть, защищая любого из своих детей. Более того, готов убить за них.

Так что же случилось с Полом Робинсоном?